Евгений Плужник - Ой упало солнце - Из украинской поэзии 20–30-х годов

Но вот блеснула кровь. Звенит труба.
Волы согнулись под ярмом раба,
И, грешных, нас покинула Астрея.
Лишь по весне в далеких небесах
Ее венец сияет, не тускнея,
И колос мира у нее в руках.

Я помню лето. Светлое село.
Волыни щедрой ласковое лоно.
Лягушки заливались у затона,
С полей медовый запах донесло.
А в плесе неба, синем, как стекло,
Уже зарделись кле́шни Скорпиона,
И Антарес уже горел бессонно
Над далями, откуда что-то шло.

Я уезжал и взором астролога
Я вопрошал, какая мне дорога
В грядущие неведомые дни?
И вдруг погасло диво Скорпиона,
А друг-Стрелец вознес над далью сонной
Свой светлый лук и добрые огни.

Люблю я тихих сумерек свеченье
Апрельское. Чернеющий узор
Садов вишневых. Темных нив простор
И в лужах — зорь весенних отраженье.
Несутся стаи где-то в отдаленье —
Их контура не различает взор,
Густеет сумрак, и небес шатер
Уже мерцает в звездном украшеньи.

Взирает Млечный Путь на спящий мир,
Блестит Ковша небесного пунктир,
И Близнецы на западе сияют,
И видит влажный полог темноты,
Как на деревьях почки набухают
И чутко всходят первые цветы.

Ночное поле. Август. Фаэтон
Кряхтит, хромая, будто путник старый,
Над горизонтом — яркие Стожары
И наклоненный влево Орион.
Колодца скрип. Воды и ведер звон.
Над желобом — коней почтовых пара.
Овраг. Туман, белесый, как отара,
И холодок, прогнавший первый сон.

А я, малыш, читаю в изумленье
Небесной карты пестрое свеченье
И в звездоносных россыпях тону.
И снова дрема в мягких добрых лапах
Качает мир, и неба глубину,
И трав росистых сладковатый запах.

Таков закон — простой закон распада:
Небрежная прическа, впалый рот,
И равнодушье рук, и первый лед
Усталого безрадостного взгляда.
Как неуклонно время листопада
Приходит в нашу жизнь из года в год…
Земля под снегом медленно уснет,
И в иней опушатся ветви сада…

О, первые седины тихих дней,
Предвестье спада жизненных страстей,
Осенних листьев осторожный шелест!
Что ж, привыкай, раздумьями томим,
Распознавать туманных далей прелесть
И улыбаться радостям чужим!..

Я видел сон — жемчужин тяжкий град
Мне, старому, на сердце насыпали,
Мне длинный черный саван надевали
И подавали пить дурманный яд.
И, напрягая помутневший взгляд,
Я еле различал сквозь тьму печали,
Что княжий двор стал грудою развалин,
Что каркал ворон и свивался гад…

Какое горе мне на разум пало,
Какая в сердце пенилась Каяла,
Какой тоской душа отягчена…
Ночь лунная блестит росой студеной,
Антенна гнется, как трава-струна,
Все ближе горя цокот предрешенный…

Князь Игорь, очи к небу обратив,
Увидел солнце в пелене туманной,
А Русь далеко за чертой багряной,
И горе черный накликает Див.

Но Игорь-князь бесстрашен и строптив:
«Эй, Русичи! Потешьтесь славой бранной!
Покажем вражьей нечести поганой
Дорогу в море от родимых нив!»

Не любо ль Дону зачерпнуть шеломом!
О, смелый княже! Смерти черный омут
Тебе не страшен — песня зазвенит,
Спасая от забвенья и полона…
Он встал на стременах, а конь храпит,
Ловя ноздрями свежий ветер с Дона.

Весна. Садов цветущих ароматы,
Друзей беседы и душистый чай —
Отдайся им и в сердце не пускай
Щемящих суеверий Поликрата!
Когда душа спокойствием объята,
Не думай, что не вечен мир и рай,
И чем прекрасней счастья светлый май,
Тем злее ночь и тем страшней расплата.

Я утешаю сердце, но, увы —
Под пеплом горьких дум слова мертвы,
Бессонны страхи смутного значенья,
И странен за окном мой темный сад,
Дрожат огни в туманном отдаленье,
И каждый миг тревогою объят…

Я шел домой, предвидя день безделья,
И думал про всегдашний нудный труд.
Как нитка бус, светился Голливуд
В бокалах новогоднего веселья.
Шуршал и шаркал, как на новоселье,
Навстречу незнакомцу праздный люд,
Мороз прибрал за несколько минут
Густую грязь вчерашнего похмелья.
День взаимоприязни воссиял…
Что ж! Совершай привычный ритуал,
Встречай очередного пилигрима!
О юность! Ты надеждами красна!
Гляди ж бездумно и неукротимо
В стаканы розоватого вина!