Евгений Плужник - Ой упало солнце - Из украинской поэзии 20–30-х годов

Мужик из Мантуи, задумчивый, кудрявый,
Он с отроческих лет стихи слагать умел,
Пастуший посох, плуг и медный шлем воспел,
И был вознагражден неслыханною славой.
Он сквозь огонь и дым усобицы кровавой
Увидел пышный век, когда от черных дел
Почил покорный мир, приемля свой удел
Под царственным ярмом божественной державы.

Но все прошло. И Рим, и цезарей дела
Рука истории в гробы поволокла,
Где спят иллюзии, порфиры и короны,
А он доселе жив. И звон его поэм
Нам отзывается рыданьями Дидоны,
Бряцаньем панцирей и всплесками трирем.

Столетние над молодым бурьяном
Облокотились вербы на плетень,
Под сенью слив — соломенный курень,
Чудесен мир в дыханье трав медвяном.
Здесь нарастает буйным ураганом
Веселый праздник сел и деревень,
Здесь сельских муз еще витает тень
С прославленной свирелью и тимпаном.

Здесь посылают дружеский привет
Прохожим Сон-трава и Огнецвет,
Красивое прекрасно без прикрасы:
В разгуле светлой радостной игры
Тропинка с Лысой сказочной горы
Ведет к вершинам самого Парнаса.

«Есть добрые сердца, есть светлые умы,
Они сияют нам, как утра блеск багряный,
В хаосе шумных дел, среди житейской тьмы,
Их голоса звучат торжественной осанной.
Уносит вечность всех под мрачный свод гробов,
Но непорочных душ и мысли, и стремленья
Выбрасывает вал сурового забвенья
На берег бытия, как зерна жемчугов…»

Романтика мечты живет в сердцах поэтов:
Чтоб столько накропать элегий и сонетов
И свято веровать в предизбранность свою!
И точно: что таким хор знатоков убогий?
Холодный суд ума не победит в бою
Романсов сладостных и пышных антологий!

Я знаю — имя нам «библиофаги»:
Как шкаф, набита наша голова,
Как резчики, шлифуем мы слова,
Нещадно много изводя бумаги.
Никто не скажет нам: «Жрецы и маги!
Вы создаете чудо мастерства!»
Душа у нас сурова и черства
И чужда юной жажде и отваге.

Что в тонком слове? Нас чарует звук
Актерской реплики, поддельных мук,
Горючих слез искусной истерии.
А критик нам диктует: «Шапки прочь!
Вот пред тобой прославленный вития:
Горит, как светоч, озаряя ночь!»

Вы уж давно ступили за порог
Земной судьбы — творцы и полубоги,
Рапсодии, элегии, эклоги
Звучат из тьмы аидовых дорог.
Туман печали нам на сердце лег,
Усилья наши жалки и убоги:
Ужель назад вам больше нет дороги?
Ужели рок так безнадежно строг?

Где ваших слов могучее звучанье?
Напрасны все мечты и заклинанья —
Невозвратим навек умолкший глас!
Одна отрада есть душе поэта,
Одно для мира возрождает вас —
Прекрасная законченность сонета.

Варуфорос… Геландрий темнокрылый,
Шумя, кипит июльский Вулнипраг,
Угрюмый князь — неистовый варяг —
Ведет на север лодки-моноксилы…
Он родился для битв, он полон силы,
У Доростола он поставит стяг,
Его влечет в дорогу только враг,
И Киев, и родня ему не милы!

Но чу! тревожный окрик засверкал!
И хищники бегут по склонам скал,
Гремят мечи, изнемогает Слава…
И, празднуя удавшийся набег,
Из черепа хмельного Святослава
Вино хлебает трезвый печенег.

Тот сон счастливый длился десять лет:
Как это сердце билось полнокровно,
Как солнце безмятежно и любовно
Давало небу — синь, а миру — свет.
И каждый год был радостью согрет,
Все обещала жизнь беспрекословно,
И открывался путь легко и ровно,
Как будто в нем препон для счастья нет.

Но мир недолго мнился мне прекрасным:
В осенний теплый день, под солнцем ясным
Увидел я себя сухим стеблем,
Стою безмолвный, не имея силы:
Тяжелый холмик на сердце моем —
Немилосердно ранняя могила!

Приметам о весне и Теплом Алексее
Еще не верит снег. Не слышно талых вод,
Под елками хрустит прозрачный тонкий лед,
И спит большая даль, задумчиво темнея.
Нет! В мире нет чудес — ни манны, ни елея,
Пустыне горьких дум никто не подает.
Одна печаль томит, одна тоска грызет,
И сердце с каждым днем становится слабее.