Андрей Вознесенский - Ямбы и блямбы

Ты приехала на заработки
с Украины.
Ты готовишь мне утром завтрак
с укоризной.

Не с обидою,
но с укором –
представителю жизни сытной
за забором.

Почему к нам, ломая рельсы, –
смех сквозь стоны –
мчат китайцы, мордва, корейцы –
миллионы?

С ними, в маечке чемпионской,
из ненастья,
прилетела ты, журавлёночек,
голенастая.
Незамужняя, незалежная,
сердце мучая бесполезностью,
и здоровьем – не железная.

Чтоб меня уберечь, преступника,
от падения,
ты за мной неотступною
бродишь тенью.

Всем приятелям моим –
не бездарным! –
ты казалась соглядатаем,
жандармом.

Почему в многолюдстве хочется
абсолютного одиночества?

Странно мне:
больше свету?
Ты как тень на стене –
стены нету.

Когда в зеркале раскорячусь,
шарф надену,
вижу взгляд твой укоряющий
через стену.

Как два угля раскалённых
жгут мне спину.
Только скоро я, журавлёночек,
вас покину.

Улечу, где нет ни Останкина,
ни Ватикана.
Я уйду.
А ты, Тень, останешься
вертикально.

На журнальных обложках – люрексы.
Уго Чавес стал кумачовым.
Есть гламурная революция.
И пророк её – Пугачёва.

Обзывали её Пугалкиной,
клали в гнёздышко пух грачёвый.
Над эстрадой нашей хабалковой
звёзды – Галкин и Пугачёва.

Мы пытаемся лодку раскачивать,
ищем рифму на Башлачёва,
угощаемся в даче Гачева,
а она – уже Пугачёва.

Она уже очумела
от неясной тоски астральной –
роль великой революционерки,
ограниченная эстрадой.

Для какого-то Марио Луцци
это просто дела амурные.
Для нас это всё Революция –
не кровавая, а гламурная.

Есть явление русской жизни,
называемое «Пугачёвщина», –
сублимация безотчётная
в сферы физики, спорт, круизы.
А душа всё неугощённая!
Её воспринимают шизы
как общественную пощёчину.

В ресторанчике светской вилкою
ты расчёсываешь анчоусы,
провоцируя боль великую –
Пугачёвщину.

На Стромынке словили голого,
и ведут, в шинель заворачивая.
Я боюсь за твою голову.
Не отрубленную. Оранжевую.

Галкин – в белом, и в бальном – Алла, –
пусть летают в гламурных гала.
Как «Влюблённые» от Шагала.

В небе, словно алая кровь,
вместо общего «фак ю офф!»,
чтоб страна, обалдев, читала,
ночь фломастером написала:
«ГАЛКИН + АЛЛА = ЛЮБОВЬ».

Справочная?
009?
С праздничком!
Но что нам делать?

«Общий кризис, убирайся!» –
с этим солидарны мы,
и французы, и китайцы,
и великие умы.

Кризис стал всеобщей темой.
Души сковывает тьма.
Омертвелая система
бестелесного ума.

Православные, брахманы,
греки с веками богинь,
оглашенные у храма
возглашают: «Кризис, сгинь!»

Не уходит. Упирается.
Кризис, он не идиот.
Хочет нового пиратства.
Не сожрамши, не уйдет.

«9» схоже с DV-дисками.
Обращаясь ни к кому,
Грибоедов с Девятинского
«Горе, – говорит, – уму!»

Нетто нолито.
Нету Нолика.

Нету Нолика на мобилке.
Остались счета в конверте.
Он купил для себя могилу
за полгода до смерти.

Опоздала жена его, Галя,
жмурик Нолика победил,
одноглазо сестёр пугая,
зажмуренный 01.

Выезжал на машине Ногия,
мчал через наш лепрозорий.
Очень многие длинноногие
не считали это позором.

Гений нас прельщает новеньким,
ходит, будущее потрогав.
Вслед толпятся крохотно нолики
в очередь за автографом.

Загнёмся, живя без Нолика,
агностика и параноика.

Кремленологи и кинологи,
лунолики и не просты,
есть крестики кроме ноликов,
Господи, их прости!

И когда моё сердце ноет,
будто он на меня глядит,
герой ночи, великий Нолик,
каплей крови моей летит.

Не то нолито.
Нету Нолика.

Родные берега,
родные берега,
родные берега –
где жили,
вы стали навсегда,
родные берега, –
чужими.