Алексей Дьячков - Игра воды. Книга стихов

Пятерни расправляющий бережно
Старый клен, и шумливых грачей, —
Можно слышать гул воздуха, денюжку
Зажимая в своем кулачке.

И шаги различая на выдохе,
На ступенях, на кратком пути
До ограды, создать или выхватить
Можно облик знакомый из тьмы.

На стоянке без бабушек лавочки,
Продавщица церковных брошюр.
После службы один в моей ласточке,
Ослепленный листвою, сижу.

Вот где клен выгибается витязем,
Тьма пугает из-за гаражей
Голубей. – Но, который невидимый,
Мир во мне сна любого страшней.

Там река подступает к строениям,
Дом в трубу выпускает тепло.
Там глядит на окно наводнение,
Где другой я дышу на стекло.

Горящий уголь дар оставил мне,
Во тьме камина – каменная баба…
Нет записей в моем календаре. —
Я крест пойду искать по схеме клада.

Буквально год, а кажется минут
Пять-шесть тому назад я жил в деревне
И наблюдал в окно заросший пруд
И пламя атмосферного явленья.

Из-за стола, где полыхал стакан
И хлеб дымился, выходил, награду
Схватив, и за крапивницей скакал
В густой траве по яблочному саду.

Пока был недоступен адмирал,
В грозу на чердаке у слухового
Окна – раскаты грома разбирал
С капустницей, белянкой, махаоном.

В иллюминатор прорастал салют.
И все-таки в том сказочном июле,
Откуда знал я, что уют поют,
Лубок, как гул, глубок, и лебедь – любит?..

Вот бабушка на кухню, наследив,
Прошла и у печи шуршит бумажкой.
Мой дорогой, прости мне примитив
С цветным окошком в тающем пейзаже.

Гудит вентилятор над столиком,
Сверкает в стекле дистиллят.
Друзья меня слушают, стоики,
А я говорю невпопад.

Внимай, поколенье из телика,
О скуке, игре и бобо.
О счетах с тоской, бухгалтерии
Любви… Одним словом, кино.

Клешнями рак двигает бережно,
И ровно ложатся лучи
От шторы тяжелой, рассеявшись,
На булку, что я раскрошил.

Задумался друг мой над бликами,
И слушает, значит, дружок,
Как мебель тяжелую двигают,
Как штора шуршит хорошо.

Как мне то печально, то радостно.
Как я теребоню мою
Горбушку, о чем-то рассказывая…
Не важно о чем говорю.

Я часто вижу сон… – На даче вроде бы,
Звучит мотив, знакомая мелодия,
Как радость возвращения на родину.
Того гляди на встречу выйдет мать.
В окне веранды отраженье празднества —
На бельевой веревке бьется платьице,
И с шорохом листва волною катится,
Срывается, не может устоять.

Темнеет вдруг. Под звуки дальней станции,
Меняются, как в театре, декорации.
Боярышник, орешник и акацию
Скрывает побледневшее окно.
Еще до первых капель ливня скорого,
Приходит страх… и холод кружит голову.
Надеюсь, дверь открыв, что рады дома мне.
Но – ночь в дверном проеме. Никого.

И я стою, по тьме глазами бегаю,
То клена лист, то полотно с прорехами,
То вижу сад, то битву персов с греками —
Глухой пустырь, Ахилл гоняет мяч
Под облаком, как под тяжелым знаменем.
Что это только снится мне, я знаю, и
Прощения боюсь и наказания,
Как будто я не тепел, не горяч.

Как старый ватник, жизнь моя затаскана. —
Замоскворечье, улица татарская,
На кухне дрязги, лай, домашка с кляксами,
Распавшийся родителей союз.
Круг по двору весной на чьем-то велике.
Я не клянусь, но друг на слово верит мне.
На свадьбе танец медленный. – Мгновение
Остановись! – А вдруг я не проснусь?

А вдруг ни счастьем, ни тоской, ни радостью
Не поделюсь я, дотянув до старости,
И ты вдруг тоже ошибешься адресом,
И я не получу твое письмо.
Жизнь, как июньский день, пройдет без тучки, и,
Побаловав весьма благополучием,
Одарит годом щедро – так, что лучшего
Не пожелаешь. Но пройдет. – И все!

Дождь перейти, не поднимая ворота,
Чтоб лужа, дребезжа, пугала омутом.
Опять, как роза, зеркало развернуто. —
На лепестках вдруг множится вода.
Не омрачит текущий хмурый день меня,
Опять волной бежит листва осенняя.
И только ожиданье пробуждения
Неведомым пугает, как всегда.

Дом расселили. Заложили стадион и
Бассейн. И рыночная площадь не цела.
Сирень за дамбой, как за революционным
Фарфором, вспенилась и сразу отцвела.