Покрылся дол сафирной мглою;
Звездами вечный свод горит;
Безмолвный месяц серебрит
Хаос развалин предо мною.
Брожу по мертвым грудам их:
Как грустно там и как отрадно
Искать следы чудес былых,
Топтать героев пепел хладный!
Там рой столетий — в миг один,
Пространство — в точку переходит;
Из темных прошлого пучин
Глагол таинственный выходит.
Царств колоссальных там сыны,
С их гордой славой и паденьем —
Всё и Ничто — обнажены
Души суровым размышленьем!..
«Казак! мягка ли здесь трава?
Клади седло мне в голова́;
Накрой плащом!..» — и сон приветный,
Как с древа сладкий, зрелый плод,
На вежди странника падет…
И шепчет ветер лишь рассветный:
«Пора, пора! зари огонь
На темя гор из рая льется;
Высо́ко жаворонок вьется;
Цветы в росе…» И вновь мой конь
Заржал, как будто возрожденный;
И странник, полный новых сил,
Творца, с природой пробужденной,
За новый день благословил.
И вот уж за стеной Балкана,
Под сенью русских он Орлов;
И пьет душою блеск штыков;
И сердце с треском барабана
Сливает средь родных шатров.
А в стане храбрых — много, много
Сердец, засыпанных землей,
Уж не сберет на славный бой
Грозой ревущая тревога!
И что ж за смерть — кровавый меч
Иль огнекрылая картечь
Дремучий строй наш прояснила?
Нет, вы взгляните на живых:
Иная му́ка образ их
Страшнее смерти заклеймила!..
«Ты был ли под ее серпом? —
Так ропщет голос дико-странный.—
Твой мозг морозом иль огнем
Стал, Черной Жницей обаянный?..
Послушай! ночью, средь шатров,
Вчера, как тать, она блуждала
И, будто в поле ряд снопов,
Серпом перунным их считала…
Как море в час грозы ночной,
Одежда Жницы волновалась;
Покрова дымка над главой
Кровавым заревом вздымалась…
И вдруг — подумай! не во сне —
Змеею что-то в уши мне,
Скользнув по сердцу, просвистало…
Смотрю: она к устам моим
Устами жгучими припала
И жадно к персям ледяным
Меня с усмешкою прижала!..
И дрогнул дол, и в зев морской
Шатров бегущий ряд бросался;
Один лишь в землю надо мной
Могильным мрамором въедался!..»
И вдруг несчастный замолчал;
Лик пятна черные покрыли;
Сверкавший взор недвижен стал —
И в землю новый труп зарыли.
И что ни день — то всё жадней
Пасть ненасытной становилась,
А небо ясное над ней
Веселым солнцем золотилось!
И зной мертвящий угнетал
Всю тварь; и только стон могильный,
Казалось, в воздухе летал;
На ветке лист не трепетал;
Не пели птицы; ключ обильный
Студеной влаги не давал.
Куда ж бежать от Жницы Черной?
Пред станом город; верно, там
Заразы нет еще тлетворной:
Иду к отверстым ворота́м!
Но для чего в тиши ужасной,
Как истуканов мертвый ряд,
Столпился там и стар, и млад?
Иду, зову — призыв напрасный!
И что ж? недвижны очи их;
Как мрамор, в черных пятнах лики,—
Погибли все! иль нет, меж них
Младенца слышите ль вы крики?
Сиротка-ангел, он цветком,
Лишь детской радости послушный,
У Черной Жницы под серпом,
На персях матери бездушной
Играет с пестрым мотыльком!.. [305]
Но кто же ты, о дева-роза?
Ужель и твой младой шипок
Едва блеснул — и изнемог
В когтях у раннего мороза?
Ужель, сокровище любви,
Не бьется сердце в сей груди?..
Сих длинных локонов ужели
Мертва златистая струя?..
Творец небесный! не во сне ли
Сей милый образ вижу я!..
………………………………
………………………………
Что в том, как бедная любила,
Где странник перл Востока знал?..
Тиха утраченной могила:
Над ней морской лишь стонет вал!..
О вы, которые хотите
Утешить дух ее в раю,
Слезу сердечную свою
О друге девы уроните!..
…………………………
…………………………
…………………………
…………………………
Окончен путь; мой крепкий сон [306]
Уж бранный шум не возмущает;
Штыки не блещут вкруг знамен;
Фитиль над пушкой не сверкает.
Редут не пышет, как волкан,
И огнь его ночной туман
Ядром свистящим не пронзает,
И ярким заревом гранат
Эвксина волны не горят.
И что ж, в глуши ли молчаливой
Теперь промчится жизнь моя,
Как разгруженная ладья,
Качаясь в море без прилива?
Нет, други, нет! я посох свой
Еще пенатам не вручаю;
Сижу на бреге — и душой
Попутный ветер призываю!..
Июль 1829
Si j’étais la feuille que roule
Lʼaile tournoyante du vent…
Читать дальше