Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Обман пустой!
Не сердце ль наше, милый мой.
Есть истинный сосуд Пандоры?
Конечно, много чудаков!
Конечно, многих пустяков
Нам стоят злые их проказы —
Кровавых слез, жестоких снов,—
Но как же избежать заразы?
Она шипящею змеей
Весь мир подлунный обвивает,
И меньше всех лишь тот страдает,
Кто рад, как я, товарищ мой,
По свету пестрому скитаться,
Затем чтоб сердце приучить
Во всей вселенной дома быть,
С людьми приятельски встречаться,
С одними — скромно поболтать,
С другими — смело помолчать,
Над Арлекином посмеяться,
С людьми честными — позевать!

Согласен. Но одной отрадой,
Одной небесною лампадой
Творец наш жребий озарил.
Мой друг, быть может, с ней одною,
С сей тихой, ясною звездою
Нам свет родного неба мил!
С тобой, любовь, алтарь сердечный,
Двух душ священный фимиам;
Союз божественный…

Конечно!
…………………………
…………………………
…………………………
…………………………

Вотще сей горькой клеветой.
Личиной грусти ледяной
Язвит любовь твой смех притворный,
Она росою благотворной
Твой зной сердечный прохладит,
Смягчит твой дух окаменелый,
С надеждой сердце примирит;
О луч души осиротелой!
Поток в пустыне бытия,
Любовь, сестра священной Веры,
Лилея ангелов…

Химеры!
Где ж эта чистая струя?
Где эту райскую лилею,
В какой степи, в какой глуши
Я всем огнем моей души
У сердца бедного согрею?
Мечты! наш лоб любви престол;
Задигов нос ее симво́л;
Приманка — ножницы Далилы…
Но я волшебницу нашел;
Моей Армиды образ милый
Со мной везде, во всех краях;
Катится ль солнце в небесах,
Летит ли птичка надо мною —
Я говорю: мы вновь с тобою
В иных увидимся странах!..

Есть царство златых, бриллиантовых дум;
По их океану блуждая,
Как сладко пирует воспрянувший ум,
Вещественный мир покидая!
К духам бестелесным, могучий Алкид,
За грань он подлунной далёко летит;
Но тише… вся тварь умолкает…
Уж сумрак глубокий обнялся с землей;
Вы слышите ль: полночь на башне седой,
Как дальний орган, завывает!..

Вот час, когда сердце раздумье грызет;
Минувшего призрак унылый
Ряды незабвенных знакомцев ведет,
Далеких и взятых могилой.
В заре улетевших, утраченных дней
Улыбки, и слезы, и звуки речей
Умолкших давно воскресают.
В сем мире, как в зале пустом, один я
Брожу и взываю: «Где ж пир и друзья?»
— «Где, где?» — лишь мечты повторяют!

Но нет, — то не эхо взволнованных дум,
Не голос души говорящей:
Я слышу тяжелый, медлительный шум;
Я вижу, при лампе горящей,
Туманным покровом одеянный лик.
Как ветр воплощенный, мелькнул он — и вмиг
К одру моему приклонился.
О брат! не в твоей ли груди предо мной,
Как перун огневой, ятаган роковой
Средь кровавого дыма сокрылся?

Что ж, бесценный мой гость, невозвратных ли дней
Ты вспомнил беседы златые,
Когда у бивачных будили огней
Друг в друге мечты мы родные?
И, жизни листая таинственный том,
Весь пошлый роман сей и в том, и в другом
Довольно пустым находили;
Свергали земного мучительный груз
И в царстве ума, средь божественных муз,
Тень чистого счастья следили?

Скажи ж, воплотился ль земной идеал?
Прекрасное вправду ль нетленно?
Кручины подлунной иссяк ли фиал
Пред солнцем любви неизменной?
И грустно пришлец покачал головой,
И как дым отлетел, и меня за собой
Повлачил непонятною силой.
Ряд покоев пройден, в мертвом всё было сне,
Только я и мой вождь в их немой глубине
Шум пробуждали унылый.

И в последней стене пред бесплотных вождем
Неприметная дверь отворилась,
И лестница, древним поросшая мхом,
Повитая плю́щем, явилась.
Мы с нее — и гранит вековой зазвучал;
Бледный луч, трепеща, по ступеням мелькал
От главы предлетящей мне тени.
И казалось, века необъятной чредой,
Молчаливо склонясь серебристой главой,
На каждой сидели ступени.

Сошли. Запустенье пред нами брело
По мрачно-глухим переходам;
Протяжное эхо, очнувшись, пошло,
Шепча, замирая по сводам.
Как прежде, луч бледный от тени бежал
И, мрак пробивая, очам открывал
Вдали чудеса подземелья.
Ничтожество с блеском, с блаженством земным,
Без гласа былое с грядущим немым
Сливались в таинственной келье.