Евгений Евтушенко - Не теряйте отчаянья. Новая книга. Стихи 2014–2015 гг.

Я проводил ее. Шел как по лезвию.
Чуть постоял на первом этаже
и слушал каблучки ее по лестнице,
но было поздно – навсегда уже.

Политика такая ведьма вредная.
Мы все для ее козней матерьял.
Я, на нее терявший столько времени,
красавицу такую потерял!

И что-то под ногами все мешается,
а взглянешь – не игрушечный, но танк?
И отношенья с Польшей ухудшаются,
а может быть, могло все быть не так.

Пройдут года, не затуманив
воспоминаний вдалеке,
где едем – я и Стефан Цанев
в горах, на дряхлом «москвичке».

Дорога эта как насмешка,
зачем нам ресторанный лоск?
Ну хоть бы грязная кафешка,
ну хоть бы крохотный киоск!

И вдруг плакат, зазывно-страстный,
мы оба им изумлены:
«С икрой любою – черной, красной –
за поворотом ждут блины!»

Был Стефан в своей шутке едок:
«Не веришь ты в советский строй?
Там, правда, не найдешь салфеток,
но будут там блины с икрой».

Реальность нас чуть с ног не сбила
сильней парижского кафе.
И что вы думали? Все было,
включая даже и салфе…

Где, Стефанчик, твоя харизма?
Всем волшебства открой!
И преврати все в мире «измы»
в блины с икрой, в блины с икрой!

Что-то плещется, что-то мерещится,
жизнь другая, другая страна,
и красавица Галя Мерецкая,
полуженщина, полуволна.

Не какая-нибудь, а байкальская,
ты держалась, ничья не жена,
никому, что одна, не показывая,
и осталась и вправду одна.

Королева театра Иркутского,
и когда-то, как я, молода,
ты бывала мошкою искусана,
а вот сплетнями никогда.

Никогда не была ко мне грубою,
до конца никогда не моя,
не сказавшая из самолюбия
мне ни разу, что любишь меня.

За меня выйти замуж не думала –
слишком бабник и слишком в толпе.
Но чтоб выше взлетел я, дунула.
Получилось. Спасибо тебе.

Дорогая Сухарева Аллочка,
ты друзей и мужа выручалочка.
И в квартире вашей так целительно
до сих пор еще поют целинники,
пахнущие степью и колхозами,
вместо орхидей и роз – колосьями.
В них вы, золотые наши Золушки,
вырастили будущего зернышки.
И взошел из вас, моих же дочек,
я,
ваш рукотворный колосочек!

Было время, нам, детишкам, даденное.
Под арест – за колоски украденные,
чтоб, как сталь, мы были закаленнее
после пару лет в исправколонии.
Как-нибудь, ребя, не попадите в нее.
Вот какой был путь наш в победители.
Мы цветы совали в зубы лошади
конника на майской Красной площади.
Были островки в стране гулаговской,
те, которых не отыщешь ласковей.
Больно от уже не новой новости,
что сейчас все меньше их становится.
И как самолет – гигант разбившийся,
бывший СССР лежит, не сбывшийся.
Это что ж такое с нами деется?
Потеряли мужество надеяться?
Даже среди горя неутешного
все-таки в нас теплилась надеждинка.
И стихи мои, нам, юным, верные,
в самом лучшем смысле эсэсэрные.

Надежды всегда не совсем удаются,
с тупой безнадежностью ссорясь,
но что-то сильнее всех войн, революций –
любовь, милосердие, совесть.

Себя ненадежной надеждой не тешим,
и поздно нам стать мечтунами,
потомки вернутся и к нашим надеждам,
но станут ли новыми нами?

Мама книжки в шкафах разобрала,
уезжая на фронт, чтобы петь,
и своим драгоценным сопрано
мне сказала: «Вот в этот – не сметь!»