Елена Яворская - Заскоки Пегаса (сборник)

…Ой, мамочки! Приплыли, швартуемся! Здесь мой причал, тра-ля-ля-ля-ля-ля…

…Пограничник радушно улыбнулся и задал самый неожиданный из когда-либо слышанных мною вопросов:

– Ребят, а вы «зайчиков» на рубли поменять не хотите?

– Не-а… – испуганно выдохнули мы.

– Тогда проезжайте. Счастливого пути.

Дальше ехали в полном молчании. Даже вредина Вовка озадаченно помалкивал. Впечатлился, значит.

Вот она – дружба народов. Так сказать, в действии. И зайчики на белорусских рублях реально симпатичные, и волки замечательные, и зубры, и вообще…

А паспорт я с тех пор всегда с собой ношу – мало ли какая еще даровщинка обломится? Как и старина Бильбо Бэггинс, я не люблю приключений, но отказаться от халявы – выше моих сил.

Родись он в былые времена, его могли бы произвести в рыцари. Ему случалось производить впечатление – просыпалось в нем иногда что-то эдакое, бесшабашно-героическое, что так нравится писателям и женщинам. На менее чувствительные натуры он производил впечатление человека… Просто человека – и всё. Хомо сапиенса, каких дюжина на десяток.

Родители произвели его на свет с нетрезвой головы. Он стал головной болью сначала для соседей, потом для учителей, потом для заводского начальства. А ведь мог бы стать видным производственником! Но, увы, его производительные силы не соответствовали рамкам производственных отношений. Так и жил бы он – ни то, ни сё, вроде бы человек, а присмотришься – так, производная. Но новые времена произвели его из мелких расхитителей социалистической собственности в предприниматели, из бракованных винтиков – в несущие (всё и отовсюду) конструкции. И он, мня себя венцом творения, лучшим из произведений, созданных природой, в меру сил производит произвол.

И снова я с рюкзаком.

Утро солнечным языком

гладит мне спину,

словно рождённый недавно

телёнок

белёсый.

Яркая просинь.

Шляпу поглубже надвину.

Опёнок

стоит при дороге и кукиши вертит:

«Вот я какой, ничего не боюсь я, поверьте!»

Верим…

И все-таки варим.

Будет бульон ароматно – янтарен…

Ум-м-м…

Возьмись-ка, мой милый, за ум,

а то ведь раскаешься слёзно!

Поздно!

Гляди, не твоя ли судьба в обличье Катюхи

следом за мною идёт – не спешит?

А ведь мог и пожить!

Бывает, мы глухи

К поступи тётки-судьбы!

Грибы

в супчике – это ведь шик!

Катька идёт – не спешит…

В краю берёз –

изба на курьих ножках.

Курьёз?

Ну а поодаль кости гложет

кудлатый пёс.

Хвостом покрутит флегматично –

ну да, культура!

Потом задвинет про античность

и трубадуров…

А где же кот?

А кот нашкодил –

ушёл по кошкам.

«Там чудеса, там леший бродит…»

Я пригляделась: леший вроде –

лесничий местный, дед Володя,

сидит на струганных порожках.

Он знает заговор от сглаза

и отворот, и приворот…

Когда вернётся шкода кот,

коту он что-то отвернет,

чтоб место знал своё, зараза –

«на дубе том…»

Чтоб грызунов ловил в подвале

и толковал о Ювенале…

И всё же – верится с трудом,

что с нашим сказочным котом

лесничий как-нибудь поладит.

Сижу. Строчу стихи в тетради –

всё о любви…

А ввечеру

я эту страстную муру

прочту русалкам. Еже-ей!

Так и попадают с ветвей!

Судьбу несчастного кота

оплачут хором,

в ручье поднимется вода.

По тёмным норам

все волколаки, как один,

завоют дико…

Гляди-ка, вот он, кошкин сын!

Пришёл, мурлыка.

Пришёл, в мои коленки нос

уткнул, пройдоха…

…Избушка та – в краю берёз.

И тут неплохо

за летом лето я живу,

за летом лето.

Тут сказки падают в траву,

как самоцветы…

Щебечет разноптичье а капелла.

Тарантулы танцуют тарантеллу.

Скорбят о скарабеях скорпионы.

Кокос подрос – он бурый и косматый.

Ну а банан ещё совсем зеленый.

И ананас весь в шишках, как мальчишка,

как уличный мальчишка после драки.

Здесь бродят робинзоны и пираты,

пьют ром, азартно прячут золотишко

и «йо-хо-хо» выкрикивают хором…

Из бездны вод всплывёт Великий Кракен –

и авантюра обратится в хоррор.

Прости-прощай, мой островок туманный,

не по душе мне грустные легенды!