Елена Чудинова: Томление духа[сборник]

Прощайте, сударь!
Кто был прав?
Цепочка всё слабее…
Я Вас, поняв Ваш странный нрав,
Удерживать не смею.
Уже заметно мне и Вам:
Не так едины речи…
Все чаще, чаще сложно нам,
Все реже, реже встречи.
Выходит: вместе не идти?
Разминулись дороги?
Иду я дальше по пути,
Который ранит ноги.
Покуда — мне идти одной.
(А думалось — нас трое…)
Но я вполне горда собой
И этого не скрою:
Над сердцем — плеть,
У сердца — медь
Для тех, кто Путь снискали,
Не мне реветь,
Не Вам жалеть,
Сказав друг другу «Vale!».
Будь благ Ваш путь. Не надо слов.
С собой возьмите тоже
Семь пар железных башмаков
И каменных лепешек.
Нет, мы расстанемся не вдруг,
(Что было б так некстати…).
Я говорю: Прощайте, Друг!
И: Здравствуйте, Приятель!

Печатью молчания
Уста замкни.
Кричат пусть в отчаянье
Глаза одни.

1. Я — девочка в холодном темном доме:
Под кровлей — гнезда, в очаге — зола.
Куда ни глянь, нет ярких красок кроме
Нарядной куклы — мне она мила.
Мой плащ так строг! Лицо мое так бело!
Средь гулких лестниц меркнет проблеск дня.
Но я играю с ней, смеясь несмело:
Не отнимайте куклы у меня!
2. Нет сверху неба — только кров тяжелый.
Но пусть! Рука в тепле моей руки:
Учу ходить по каменному полу,
Самой легки мне слабые шаги!
О Господи! Прости невольный ропот:
Мне радостно, от бед ее храня,
С ней говорить — то целовать, то шлепать…
Не отнимайте куклы у меня!
3. Зачем в холодном доме жить, я знаю
И никому не выдам свой секрет…
Но жутко, если полночь наступает,
Людей же рядом не было и нет.
Свеча в руке. По залам я блуждаю
Страшась теней от слабого огня…
А для нее я — сильная, большая…
Не отнимайте куклы у меня!
Посылка:
Судьба и Жизнь! Не будьте так жестоки,
Молю вас кротко, голову склоня.
Я — девочка на каменном пороге:
Не отнимайте куклы у меня!

Юная леди — тяжелое зимнее платье,
Длинный подол и программка концерта в руках…
«О, непременно, статью Вы должны подписать мне…»
«Вы полагаете?.. Кажется… Право же!.. Ах!»
Ткань разговора — «барокко» и «меццо-сопрано»…
Спину прямее! Улыбка! Держи свою роль!
Ткань разговора… и вам не заметить обмана:
Черных зрачков пустоту и кричащую боль.
Ткань разговора — «барокко» и «меццо-сопрано»…
Отблеск плафонов в прямых золотых волосах…
Я же сжимаю зубами края своей раны,
Чтоб не завыть мне у вас, у людей, на глазах!

За дюймом дюйм — терзает нож,
Все глубже, все больней…
Но что ж Ты сразу не убьешь
По благости Твоей?
Боль тушит в сердце дивный жар
Священного огня…
Но милосердный дан удар
Упавшему с коня!
И на крылах моей тоски
Мне вверх не воспарить:
Обрезав шлема ремешки
Глумливо просят жить!
За дюймом дюйм — терзает нож,
Все глужбе, все больней…
Но что ж Ты сразу не убьешь
По благости Твоей?

Шелку ли синего лопнула нить,
Хрупкое ль что-то сломалось?
Хочется так мне себя раздарить,
Чтоб ничего не осталось!
Я поняла — и прибавилось сил:
Синюю ль сказку нарушу?
Словно источник веселый забил
В камне, что лег мне на душу.
Есть чем гостей на пиру обносить,
В этом — последняя радость…
Хочется так мне себя раздарить,
Чтобы меня не осталось!

Кто меня, черный, сглазил?
С кошмаром сплелось забытье…
Какой уж, не знаю, заразе
В утеху мученье мое?
Старушкой морщинистой, липкой
Зараза сидит в уголке
И шепчет: — Дружочек мой хлипкий,
Взгляни, что держу я в руке?
Не вижу, не знаю, что делать:
В руке у ней нет ничего!
— Дружочек, зачем тебе тело?
Поди, погуляй без него!
И холод, ах, липкий смертельно,
Как вырваться, что ей сказать?
— Ну нет, как же крестик нательный?
Без крестика страшно гулять!
Скривилась. Мне — лучше, ей — хуже
Похоже — удачен ответ!
— Дружочек, так людям ты нужен?
А встанешь не скоро, ох нет!
Поднявшись в подушках дивана,
Шепчу — кого надо — спасу!
Я встану, я завтра же встану,
Я в церковь кулич понесу!