Владимир Лифшиц - Избранные стихи

Ты стоишь, расправив плечи,
Возмужалый ленинградец,
На проспекте Первой Встречи
И Последних Неурядиц.

Бесшумная,
Без ливня и без гула,
На полчаса планету залучив,
Она в полях травы не шелохнула,
Не заслонила тучами лучи.

Ей не сопутствовали яростные ветры.
Магнитный шквал ветвей не разметал.
Лишь на поверхности и вглубь — на километры —
Затосковал разбуженный металл.

Безумец тот, кто, с ней бороться силясь,
Подальше уплывает от земли.
Она пришла — и компасы взбесились,
И в море заблудились корабли.

Вот так и я: без грома и огней,
Теряя курс, на гребни строчек лезу —
Мое томленье по тебе сильней
Томления железа по железу.

Стеклянная заря
Над нами пламенеет.
Зачем я здесь?
К чему терзаться зря?

Ты вздрогнула,
Твоя рука немеет,
Лебедки выбирают якоря.
Спокойствие!..
Уже убрали сходни.
Он машет нам —
Высокий и прямой…

Вернись,
Чтоб я сумел
Померяться с тобой!
Зачем я здесь?
Как тяжко мне сегодня…

Подумаешь,
Великая заслуга, —
Смотря вослед
Большому кораблю,
На старой пристани
Стоять с любимой друга,
Любить ее
И не сказать «люблю».

Стоял на высокой горе санаторий.
Я жил и дышал в нем. А ты умирала.
И Черное море, как черное горе,
Дробясь об утесы, всю ночь бушевало.

Я проклял судьбу, потерявшую совесть,
Я моря не мерил, но горе измерил!
И я прочитал тебе странную повесть,
Которой, в отчаянье, сам не поверил.

Но ты засыпала. Ты легкой и милой,
Ты прежней улыбкой своей улыбалась,
Такой, что мерцанье зари краснокрылой
Мне парусом алым на миг показалось.

Когда же из рук твоих выпала книга
И грянули зубы о грани стакана,
Я бросился к морю. В нем не было брига.
Была предрассветная дымка тумана.

К игрушкам проникла печальная весть —
Игрушки узнали о смерти.
А было хозяину от роду шесть…
Солдатик сказал им: «Не верьте!»

«Вернется!» — сказал им солдатик. И вот —
Совсем как боец настоящий —
Которые сутки стоит он и ждет,
Когда же придет разводящий?

Отлив от берега откатывает глыбы.
Всплывает в раковинах глинистое дно.
Глубоководные уходят в море рыбы.
Струятся водоросли с ними заодно.

О ветер странствия! Я вновь тобой опознан.
Как водоросли нить, протянут за тобой.
— Плыви! — командуешь. — Плыви, пока не поздно!
Пока гремит торжественный отбой.

Пока туман с размаху рвется в ноздри.
Пока седой ползет отлива час.
Пока колышутся в крови морские звезды,
Беспомощно топорщась и лучась.

Море бьет в веселый бубен.
Пять минут
Стоит наш поезд.

Рыжая,
В воде по пояс,
Знаешь, кто ты?
Дама бубен!

Потому что поглядела
И ничуть не удивилась,
Что по пояс преломилось
В море бронзовое тело!

Стоял туман.
Том и ло.
П а рило.
Овечьи звякали копытца.
Меня дорога измытарила —
Я сел,
И сван мне дал напиться.

Невнятных лет,
С дубленой кожей,
Он был ни молодой, ни старый.

С утра туман стоял.
А позже
Я снова встретился с отарой:

Бараны,
С выраженьем ужаса
в глазах,
Бежали под утесы, —
И дождь не просто лил,
А рушился,
Не просто подгонял,
А нес их!

Халат в малиновых заплатах
Боксер срывает молодой,
И публика, пройдя за плату,
Гремит ладонью о ладонь!

Халат в сиреневых заплатах
Боксер снимает молодой,
И публика, чтоб не заплакать,
Гремит ладонью о ладонь.

Сведя бугры надбровных дуг,
Бойцы вступили в зону боя,
Потом сплелись в безмолвный круг,
В одно мелькание рябое —

И тот, чьи губы — красный лак.
И тот, чья лапа бьет, нацелясь.
И тот, чей выброшен кулак.
И тот, чья вывихнута челюсть.

Я на свою соседку с края
Взглянул — и чуть не крикнул: «Брысь!..»
Она сидела, не мигая,
Как зачарованная рысь.