Владимир Лифшиц - Избранные стихи

Здесь каждая былинка и, сучок
Исполнены военного значенья:

Улитка тащит бронеколпачок;
Ползут кроты по ходу сообщенья;
Резиновым вращая хоботком,
Что мы в стихах отметим, как в приказе,
Кузнечик под коричневым грибком,
Как часовой, стоит в противогазе.
И если сын попросит: — Расскажи! —
Я расскажу, что вот — пока не сбиты, —
Как «юнкерсы», пикируют стрижи
И комары звенят, как «мессершмитты».
Что тянет провод желтый паучок,
Что, как связист, он не лишен сноровки
И что напрасно ночью светлячок
Не соблюдает светомаскировки.

«Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила…»
Косоприцельным огнем бил из дворца пулемет.
Мы, отступая последними, в пушкинском парке
Деву, под звяканье пуль, в землю успели, зарыть.

Время настанет — придем. И безмолвно под липой
столетней
Десять саперных лопат в рыхлую землю вонзим.
«Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой» —
Льется, смывая следы крови, костров и копыт.

Вы мне напомнили о том,
Что человеку нужен дом,
В котором ждут.

Я сто дорог исколесил.
Я молод был. И я спросил:
— Быть может, тут?..

Не поднимая головы,
— Быть может, тут, — сказали вы, —
Смеяться грех…

Война… И тяжкий ратный труд.
И кровь… Но дом, в котором ждут,
Он был у всех.

Я, как и все, в пути продрог.
Он полон был таких тревог,
Он так был крут…

Стою с котомкой под окном.
Открой мне двери, милый дом,
В котором ждут.

В воскресный день
К воротам подъезжает
Вместительный лазоревый автобус,
Похожий на прогулочную яхту.
Такие ходят лишь по воскресеньям…
В него садятся женщины
В косынках
Из легкого, как ветер, крепдешина,
Мужчины в пиджаках и белых брюках,
Девчонки, голенастые как цапли,
И хорошо умытые подростки,
Солидные, с платочками в карманах…

Свершается воскресная прогулка
К местам боев.
Езды не больше часа.
Летят столбы,
И загородный гравий
Под шинами хрустит на поворотах…

Меня сегодня тоже приглашали.
Я отказался —
Вежливо и твердо.
Во мне укоренилось убежденье:
Места боев — не место для прогулок.
Пусть я не прав, —
Я не хочу увидеть
В траншее, где погиб комбат Поболин,
Консервный нож, пустую поллитровку
И этикетку «Беломорканала».
Пусть я не прав,
Но я сочту кощунством
Девичий смех в разрушенной землянке,
Где веером поставленные бревна
О многом говорят глазам солдата…

Я знаю, что со мною на прогулке
Здесь были бы трудящиеся люди,
Хлебнувшие в войну немало горя,
Товарищи, сограждане мои.
Но мне не нужно камерной певицы,
Воркующей с пластинки патефона,
И разговор о солнечной погоде
Я не смогу достойно поддержать…

Когда-нибудь я снова буду здесь.
Не через год,
Не через десять лет,
А лишь почуяв приближенье смерти.
Ни поезд,
Ни лазоревый автобус
Под Колпино меня не привезут.
Приду пешком
В метельный серый день
И на пути, ни разу не присяду.
Приду один.
Как некогда. В блокаду.
И дорогим могилам поклонюсь.

Был до войны у нас актер,
Играл на выход а х.
Таких немало до сих пор
В различных городах.

Не всем же Щепкиными быть
И потрясать сердца.
Кому-то надо дверь открыть,
Письмо подать,
На стол накрыть,
Изобразить гонца.

Он был талантом не богат,
Звезд с неба не хватал.
Он сам пришел в военкомат,
Повестки он не ждал.

Войны
Железный реквизит
И угловат и тверд.
Военный люд.
Военный быт.
Массовка — первый сорт!

Под деревушкой Красный Бор
Фашисты бьют в упор.
Был до войны у нас актер
(Фашисты бьют в упор…),
Хоть не хватал он с неба звезд
(Фашисты бьют в упор…),
Но встал он первым в полный рост
(Фашисты бьют в упор…).