Владимир Мусатов - Ворожба. Избранные стихи

Живи, пока живётся,
И душу не морочь,
Недаром сердце бьётся,
Стучит и день, и ночь,

Колотится в неволи,
Сжимается в комок,
Но с болью и без боли
Работает свой срок.

И ты, пока живётся,
Так бейся до конца,
Как только сердце бьётся,
Колотятся сердца.

На кладбищенских деревьях
Ястребы живут,
Значит, ангелам не время
Появляться тут.

И душа, что отлетела,
Свой не видит крест —
Сторожит родное тело
Хищников насест.

Но, взлетая в поднебесье,
Боже, сохрани,
С голубями кружат вместе
Ангелы мои.

Или ястребы не чутки?
Как же все подряд —
Души, ангелы, голубки —
Смело там парят!

Ясным ястребам не спится,
И не дремлет бес —
Ждёт кладбищенская птица
Дань свою с небес.

Это так, мой ангел, просто —
Вот рванётся вдруг
Стая ястребов с погоста
В голубиный круг,

И душа в полёте смелом,
Выше всех тревог,
Навсегда простится с телом,
Если примет бог.

Земля умеет говорить,
Не потеряв при этом лика,
И там, где лес большой горит,
Мы не услышим даже крика.

Но жарким шелестом листвы
И раскалённым жаром веток
Она взывает – Что же вы?
Мне жалко вас, глумливых деток!

И не срывается на вой
Её всегда спокойный голос,
Когда горит, ещё живой,
В огне войны пшеничный колос.

Но страшным заревом подчас
И часто вдруг подземным гулом
Она предупреждает нас,
Что должен быть предел разгулам

Людских безумий и страстей,
Обманов, жадности, пороков…
Да, мать она, но без детей
Готова жить до новых сроков.

А дожди идут ночами,
Проливные и не очень…
Водку пьют однополчане
В эти проклятые ночи.

Пьют, с души срывая полог
Тяжких снов, утрат и мести,
Пьют за тех, кто был им дорог
И своей не продал чести.

Наливай, однополчанин,
Чтоб боялись даже черти
И остались за плечами
Смертным духом духи смерти.

Нам ведь, знаешь, ночью хмурой
Не забыть и с болью кроткой
Тех вертушек с десантурой,
Сбитых вражеской наводкой.

И не вычеркнуть, как мщенье,
Роту братьев по знамёнам,
Насмерть бившихся в ущелье,
Каждый – в возрасте зелёном…

А дожди идут ночами,
Так идут, как, между прочим,
Водку пьют однополчане
В эти проклятые ночи.

Соберусь в Тамань, поеду
Прямо на закат
В гости к ссыльному поэту:
«Здравствуй, старший брат!»

Распахнув с порога дверцу
В хату, словно в храм,
Обращусь к святому сердцу,
К пламенным глазам:

– Знал, что здесь поговорим мы,
Душу отведём
В этот час неповторимый
Этим чудным днём».

И в глазах больших увижу
Свет через порог,
На пути к тебе предвижу
Этот свет, мой бог!

«Так впадает в море света
У небесных врат
Одиночество поэта», —
Скажет старший брат.

Я уеду из Тамани
Сквозь столетий грань,
И останется в тумане
Древняя Тамань.

По—над берегом Кубани,
Там, где лес густой,
Шла казачка на свиданье
В полдень золотой.

Шла она к лесной поляне,
Сотканной из трав,
Что там леди, что там пани,
Что там сотни пав!

Вся она – одно сиянье
Солнечного дня,
Ах, родные россияне,
Сколько в ней огня!

И такие светят снова
Синие глаза,
Словно в два ручья лесного
Льётся бирюза.

Ей поляна травы стелит
Мягкие свои,
А в листве сплошные трели —
Свищут соловьи.

И такая песнь в округе,
Рядом и окрест,
Словно певчие пичуги —
Свадебный оркестр…

Вся как летнее сиянье
Солнечного дня,
Шла казачка на свиданье,
В сердце жар храня.

Мы с тобой на пароходе,
Вдаль течёт река,
Пристань старая приходит
К нам издалека.