Юлия Колесникова: Колыбельные для Волчицы

Но любопытный зритель зала не покидает,
А я стою, бледнея, реплики исчерпав.
Липкие взгляды. Я же голая и босая,
Прячу лицо в ладонях, волосы растрепав…

Мне и без ваших взглядов выстрелом каждый выдох.
Вы не живые, видно. Каждый – судья и врач!
Где-то в районе сердца, словно ядром навылет…
Мне ведь казалось – спаситель, а оказался – палач.

Главный герой за кадром. Я же – второстепенна…
Руки целует, губы – там другое кино.
Как-то уж слишком внезапно кончилась кинолента.
Кто написал сценарий, в общем-то, все равно…

Может, нужна истерика? Не для него. Для зрителей!
Оскара дайте, что ли. И дорогого вина!
Сколько вас тут – советчиков, чертовых кинолюбителей?
Сколько вас ‒мертвых – рядом? Я живая одна!

Не вопьюсь в твои губы жадно. Выдержу голод.
Ты не то чтоб картинно красив, но бессовестно молод.

Перепутали роли. Ну откуда в тебе этот морок?
Я уйду. А ты думал, попробую взять измором?

Не смеши – у меня для души есть другие вещи:
У меня есть текила, лайм и слова порезче.

У меня Куатье, Куантро, кольт на всякий случай —
Так что, мальчик, ступай себе с Богом – себя не мучай!

Мне, безусловно, многое по плечу:
Выберу рейс, сама за себя заплачу —
Чертов билет куплю, в Турцию полечу,
Хоть боюсь самолетов.

Буду смотреть поверх загорелых тел
(И ничего, что сама-то бела как мел) —
Там, у барной стойки мальчик красив и смел —
Себе цену знает…

Закусив губу, взяв в кафе ноутбук
(Так бездарно используя свой досуг),
Толстый дядя сидит и смотрит на сук —
Ветку кипариса…

Рядом женщина. С ним. А по сути одна.
Пьет весь вечер и зла, что еще не пьяна.
Вся как будто натянутая струна —
оттого не пьянеет.

Я устану от музыки и от вина,
От того, что вечность не влюблена,
От постылого круга «обида – вина»,
И уйду на берег.

Буду камни бросать и смотреть на рябь,
Может быть, наконец, научусь нырять,
Умудрюсь ключи от номера потерять —
Я ужасно рассеянна…

Буду жадно вслушиваться в прибой,
Вспоминать, как мы целовались с тобой.
Помнишь, мы мечтали до золотой?
Как же было глупо!

Я простужена.
Перегружена
Новостями, френд-лентами, чатами.
Я тебя не встречаю ужином —
Я с другим встречаюсь за чашкою

Горячего терпкого кофе.
Я тебя забываю в его каждом вздохе:
Я уже почти и не помню, когда ты и кем мне был…

Мы все ждали даров и волхвов —
Нерожденные дети, непостроенный дом в итоге.
И на каждого посох, на каждого по дороге.
И на каждого крест. И каждый нести готов.

Счет закрыт. На прошедшем амбарный замок.
В счастье лестница хлипкая и дощатая…
Я, как видно, была для тебя опечаткою —
Не ошибкою даже. Ты – мой урок…

Я с другим встречаюсь за чашкой чая,
Черт… да как же его зовут?

Он выходит вечерами в скверы,
Даже если за окном на редкость скверно,
Хлеб в руке, а сердце греет вера —
Он идет и кормит голубей.

У него в глазах осколок неба
И мечты о море, где он не был.
Путает порою быль и небыль,
Забывает имена друзей.

Носит шляпу старую чудную,
Временами бешено ревнует
Молодость ушедшую шальную,
Целый мир отдавшую другим.

Он давно не курит. Носит спички
По какой неведомой привычке?
По ночам упрямо в карту тычет
Пальцем, как безумный пилигрим.

Карта говорит. Зовет в дорогу.
Чувствует старик – еще немного,
Он без опозданий прямо к Богу
Вдруг шагнет из призрачных руин

Обветшалой выцветшей квартиры.
Были молоды – любили грог и тиры,
Он без промаха стрелял, писал картины…
Нынче – непослушная рука.

Он слюнявит карандаш и пишет что-то,
Собирает все свои блокноты,
И уже вне вечного цейтнота
Провожает взглядом облака…

Дженни не курит… какое по счету лето?
Дженни ложится в десять без отговорок.
Джек себя ломает через колено
И приезжает в богом забытый город.