Борис Габрилович: Стихи

Мне снился сон,
как будто рифмы
вываливаются из строк,
как окровавленные бритвы
из разжимающихся рук —

и сразу сталь покрылась ржавью,
погасла синяя звезда…

Мир развалился.
Он держался
на рифмах, в не на гвоздях.

Я шла балетками
по сцене разве?

по наболевшему
по самым ранам
по обнищаниям
по обнажениям
по обещаниям
по обожаниям
по обожжениям
чужих истерик
по жалким жалобам
в чужих постелях
счетам квартирным
расчетам мелким
и по красивым
лихим и смелым
стихам рисункам
сверхгениальным
ну а по сути
таким банальным
таким неумным
словам и жестам
пустым и шумным
как свалка жести
и было ясно
что если честно
то всё напрасно
а совершенство
как было недо
стижимо раньше
осталось где-то
и только раны
те что латают
да всё никак
горят следами
смешных атак
на те высоты
за те вершины
где светит солнце
недостижимо

ну неужели же им настольной лампочки
не хватает? так нет же

ползут с грудклеток
сдирая кожу
я шла балетками
привстав на кончики
по сцене разве?
по их крови!

и в ней завязли
ноги мои

Мы исправимся. Станем приличными.
И не будем молоть чепухи.
И забросим дурные привычки:
пить, курить и писать стихи…

Мы на скамеечке сидели,
Не замечая, что седеем

Падали капли снежные,
Гибли на кирпичах.
И говорить было не о чем,
Не о чем было молчать.
Только в груди, как маятник,
Тупо качнулась боль:
«Люди, поставьте памятник —
Здесь умерла любовь!»

Стихи слагаются о боли
И больше нет на свете тем,
Все остальное лишь обои,
Которые сорвут со стен…

Не радостная невесомость,
не водка на чужом пиру,
а лишь истерзанная совесть
толкнет к бумаге и перу.

Стихи слагаются о боли,
и больше нет на свете тем.
Все остальное — лишь обои,
Которыесорвут со стен.

Как колеса требуют смазки
как детишки требуют сказки
или как письмо почтальона
на исходе любого дня
так я требую исступленно
чтобы выслушали меня

я уже на вашем пороге
я уже вытираю ноги я
стою у дверей звоня
посидим за бутылкой вместе
уделите мне лет так двести
ВЫСЛУШАЙТЕ МЕНЯ

…и когда я уже начинал засыпать,
растворенныйночным июнем,
он пришел и сел на мою кровать,
весь прозрачный, хрупкий и юный,

и сказал, коснувшись моей руки
осторожно, как пробуют лед:
— Я пришел из-за самой дальней реки,
где разбился последний пилот.

он лежал на земле, прижимался к ней,
и дыханье его кончалось,
только лишь в одном голубом окне
голубая свеча качалась,

я не спас его, я пошел в твой дом,
и когда ступил на порог —
то в дверях столкнулся с последним сном
и его пропустил вперед,
вставай! я тебя назначаю лететь
вместо техкто разбился на части…

Я воскликнул:
— Кто ты?

— Я новый День.
Я пришел.
Я уже начался.

а если до утра не спал ты
гадаячто же впереди
чтоб окончательно не спятить
скорей на улицы иди

пройди по спинам их одетым
непромокаемым дождем
где бродят старики и дети
и знаютчто нас дальше ждет
там
словно в вечности летящей
вобравшейзапах слез и смол
старушка опускает в ящик
свое последнее письмо

не ведая о том письме
детишки во дворах
подсолнечно
глядят на солнце все в песке
и эти детские песочницы —

— песочные часы веков
перетекает в них позванивая
наивный опыт стариковв премудрость детского незнания

Порой считаешь сгоряча,
что ты один на всю планету.
Но вдруг вопрос: «Который час?»
«Простите, сигареты нету?»

Попробуй-ка уйти в себя!
Лишь только щеки ты нахохлишь,
сейчас же в жизнь вернет тебя
вопрос: «На следующей сходишь?»