Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад

130. Не раз в лице румянца гаснул пыл
И взор его встречал мой взор беспечный;
Но злой роман в тот миг нас победил,

133. Когда прочли, как поцелуй сердечный
Был приманен улыбкою к устам,
И тот, с кем я уж не расстанусь вечно,

136. Затрепетав, к моим приникнул сам…
Был Галеотто автор книги гнусной!.. [133]
В тот день мы дальше не читали там!»

139. Так дух один сказал, меж тем так грустно
Рыдал другой, что в скорби наконец
Я обомлел от повести изустной

142. И пал без чувств, как падает мертвец.

1. С возвратом чувств, к которым вход закрылся [134]
При виде мук двух родственных теней,
Когда печалью весь я возмутился, [135] —

4. Иных скорбящих, ряд иных скорбей
Я зрел везде, куда ни обращался,
Куда ни шел, ни устремлял очей.

7. Я был в кругу, где ливень проливался [136]
Проклятый, хладный, вечный: никогда
Ни в мере он ни в свойствах не менялся.

10. Град крупный, снег и мутная вода
Во мраке там шумят однообразно;
Земля, приняв их, там смердит всегда.

13. Там Цербер, зверь свирепый, безобразный, [137]
По-песьи лает пастью тройной
На грешный род, увязший в тине грязной.

16. Он, с толстым чревом, с сальной бородой,
С когтьми на лапах, с красными глазами,
Хватает злых, рвет кожу с них долой.

19. Как псы там воют души в грязной яме:
Спасая бок один другим, не раз
Перевернутся с горькими слезами.

22. Червь исполинский, лишь завидел нас,
Клыкастые три пасти вдруг разинул;
От бешенства все члены он потряс.

25. Тогда мой вождь персты свои раздвинул,
Схватил земли и смрадной грязи ком
В зев ненасытный полной горстью кинул. [138]

28. Как пес голодный воет и потом
Стихает, стиснув кость зубами злыми,
И давится и борется с врагом:

31. Так, сжав добычу челюстьми тройными,
Сей Цербер-бес стол яростно взревел,
Что грешники желали б быть глухими.

34. Чрез сонм теней, над коим дождь шумел,
Мы шли и, молча, ноги поставляли
На призрак их, имевший образ тел. [139]

37. Простертые, все на земле лежали;
Один лишь дух привстал и сел, сквозь сон
Узрев, что мимо путь свой мы держали.

40. «О ты, ведомый в бездну,» молвил он,
«Узнай меня, коль не забыл в разлуке:
Ты создан прежде, чем я погублен.»

43. И я: «Твой лик так исказили муки,
Что ты исчез из памяти моей
И слов твоих мне незнакомы звуки.

46. Скажи ж, кто ты, гнетомый мукой сей,
Хоть, может быть, не самою ужасной,
Но чья же казнь презренное твоей?» —

49. И он: «Твой град, полн зависти опасной, [140] —
Сосуд, готовый литься чрез край —,
Меня в себе лелеял в жизни ясной.

52. У вас, граждан, Чиакком прозван я: [141]
За гнусный грех обжорства, в низкой доле,
Ты видишь, ливень здесь крушит меня.

55. И, злая тень, я не одна в сем поле;
Но та же казнь здесь скопищу всему
За грех подобный!» – И ни слова боле.

58. «До слез, Чиакко,» я сказал ему,
«Растроган я твоим страданьем в аде;
Но, если знаешь, возвести: к чему

61. Дойдут граждане в раздробленном граде?
Кто прав из них? скажи причину нам,
Как партии досель в таком разладе? [142]»

64. A он в ответ: «По долгим распрям там [143]
Дойдут до крови: партия лесная, [144]
Изгнав другую, навлечет ей срам.