Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

На примере данного утверждения заметны как сильные, так и слабые стороны этой теории. Как отмечает Ф. Боссерман, если доводить до логического конца концепцию Гурвича, то источником знания может быть только опыт, а многообразие опыта не дает возможности говорить о каких-либо иных критериях истинности, кроме критерия соответствия действительности [785]. Гурвич сравнивает опыт с легендарным древнегреческим чудовищем Протеем, который исчезал при попытке схватить его («он (опыт) ускользает от нас, когда мы думает, что поймали его, мы глупцы, если думаем, что проникли в его секреты, мы его пленники, если считаем, что свободны от него хотя бы на миг» [786]) и вместе с тем говорит о том, что только опыт может создать устойчивую связь всех уровней социальной действительности [787]. В этом плане мыслитель принципиально дистанцируется от философской проблематики, говоря о «губительности взаимозависимости социологии и философии» [788], уходя, таким образом, от принципиальных вопросов правовой гносеологии.

«Методологическое убежище» от философского дискурса по поводу гносеологии Гурвич пытается найти в рамках коллективной (социальной) психологии. Но этот подход в том виде, в котором его сформулировал Э. Дюркгейм, представлял собой своего рода философскую концепцию, основанную на тезисах социального эволюционизма и позитивизма. Именно против такого понимания коллективной психологии (или – по терминологии Гурвича – «коллективной ментальности») мыслитель обстоятельно критикует, базируясь на феноменологии и теориях непосредственного опыта и пытаясь создать методологическую модель единства знания и практики. Гурвич обращается к современным ему теориям «интегрального» знания и на их основе разрабатывает концепцию юридического опыта, которая резюмирует принципы его гносеологии права и которая обретает свою завершенную форму применительно к правоведению уже в 1935 г. в работе «Юридический опыт и плюралистическая философия права». В этой гносеологической концепции, так же как и в других областях правовой теории, Гурвич пытается переосмыслить классические воззрения (среди которых он особо выделяет эмпиризм, критицизм и рационализм). Он стремится создать новую, интегральную концепцию правового знания, основываясь при этом на ряде источников, таких как теории интегрального опыта У. Джеймса, метафизического опыта А. Бергсона, нравственного опыта Ф. Рау, феноменологического опыта Э. Гуссерля [789].

В аспекте социолого-правовой теории Гурвича концепция непосредственного юридического опыта означает, что знание о праве неотрывно от функционирования права, от процессов создания и применения права; оно предстает как форма практической деятельности [790]. Эта зависимость знания о праве от самого права мыслится Гурвичем как взаимная, диалектичная: право, в свою очередь, конституируется существующими в правовом общении формами знания о праве [791]. Ученый приводит многочисленные примеры случаев, когда изменения в представлениях о причинно-следственной связи, природе, формах знания, сущности общества и личности влекли за собой кардинальные перемены в таких ключевых правовых институтах, как собственность, ответственность, наследование, обязательство [792].

Теоретическое знание о праве в принципе возможно только на основании уже имеющегося юридического опыта и не может предшествовать ему (мыслитель не считает юридический опыт вторичным по отношению к юридической практике, но утверждает их равноценность [793]). Все теоретические конструкции являются только отражениями этого опыта, заключающегося в восприятии тех или иных аспектов справедливости. Поэтому в рамках научного анализа в первую очередь встает вопрос не о конструировании определений или концепции, а об освобождении непосредственно данного опыта от «коры» этих вторичных определений и концепций путем феноменологической редукции, позволяющей (через многослойную «кору» правовой действительности: нормы права, правовая практика, правовые ценности, коллективные верования и, наконец, нормативные факты) «волезреть» в смысловой обусловленности поведения субъектов права сущность права как социального феномена – форму воплощения справедливости [794].

Здесь мы видим, что концепция Гурвича еще находится под сильным влиянием феноменологии, которое постепенно ослабевает и в третий период творческой активности мыслителя сменяется его собственной гносеологической моделью (точнее, интегрируется в нее), завершающей вехой формирования которой послужила опубликованная уже после смерти ученого книга «Социальные рамки знания» (1966). Нужно констатировать, что эта новая концепция так и не была до конца проработана Гурвичем: ее «материальную» основу составляют несколько отдельных статей и докладов на конференциях, равно как и рукописи. Применительно к правоведению данная концепция пересмотрена не была, в своих теоретических рассуждениях по социолого-правовой проблематике мыслитель руководствовался своей прежней теорией юридического опыта, освобожденной по мере возможности от ее феноменологической основы [795]. С учетом изложенного мы не берем на себя смелость реконструировать возможные формы новой гносеологической концепции права в том виде, который она должна была бы получить с учетом последних разработок ученого в сфере социологии знания.