Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Система знания делится на отдельные подсистемы, такие как правовое, научное, политическое знание, между которыми не может быть никакого заранее заданного иерархического порядка [772]. Это подразделение производно от секторов социальной действительности, где воспроизводится знание; так, помимо эмпирического восприятия и описания социальной действительности права существует и научное, метафизическое, диалектическое и т. п. знание о праве, каждое из которых входит в тотальное социальное явление права [773]. Интегральной формой знания о праве как о многоуровневом социальном явлении является юридический опыт; он не только «схватывает» нормативные факты на разных уровнях правовой действительности, но и интегрирует их в единую систему (познавательную, методологическую, практическую).

В частности, в этом заключается смысл провозглашаемой Гурвичем многоуровневости его социологии, которая в правовой доктрине находит свое выражение в понятии правового плюрализма [774]. В рамках социологии знания правовой плюрализм обосновывает разноаспектность и многогранность представлений о праве, не исключающих, а дополняющих друг друга. Так, этатистский, логико-нормативный, социологический, психологический, юснатуралистический и иные подходы к праву имеют свое обоснование в фактически данной правовой действительности и по-своему соответствуют специфике знания о той или иной сфере этой действительности. Другое дело, что в утверждении своей всекомпетентности на решение любых вопросов правовой действительности каждый из этих подходов оказывается неправ: создание такой интегративной теории должно опираться на синтез, «кооперацию» разных подходов, но не на их взаимное отрицание.

Тот же вывод мыслитель делает и применительно к системе социального регулирования в целом. Каждая из регулятивных подсистем общества (право, мораль, религия и др.) является автономной, но в то же время взаимодействует с другими подсистемами и с внешней средой, образуя коммуникативное пространство, в котором зарождаются соответствующие нормативные факты (представляющие собой единство разных регулятивных механизмов) [775]. Право как регулятивная подсистема имеет свои собственные «логику» и динамику развития, не сводимые к нормативным и фактическим условиям той или иной среды, но превосходящие ее за счет связи с трансперсональными ценностями [776]. Право, как и общество в целом, представляет собой «самоорганизующееся общение», целостность которого дана в смысловом единстве особого коммуникативного пространства («формы социабельности») [777].

Это единство общения воспринимается на уровне коллективного и индивидуального опыта, который дифференцируется в зависимости от секторов социальной действительности (в связи с этим мыслитель выделяет правовой, религиозный, моральный, научный и другие виды опыта). Сам опыт и формы его осуществления, не могут восприниматься как нечто застывшее и статичное, они носят исключительно динамический характер и никогда не находят своего полного выражения [778].

Первостепенное значение имеет изучение настоящего, сиюминутного опыта: именно в исследовании настоящего социология «проникает в социальную действительность и обретает способность эффективно реализовывать в этой действительности практические знания» [779]. Для понимания данной гносеологической модели важно учитывать специфику концепции «опыт», которую мыслителю не удалось полностью объяснить на страницах своих трудов. Так, в письме Рене Кёнигу он соглашается с тем, что терминология его гиперэмпирического учения «не очень удачна и призвана подчеркнуть лишь тот факт, что опыт не сводится к значимому для естественных наук пониманию его только как опыта чувственного или как ощущения в строгом смысле слова… что социальный опыт намного более богат» [780].

Тезисы Гурвича в аспекте утверждения интегративности социального знания вновь находят аналогию в идеях Н. Лумана. Оба мыслителя отказываются от традиционного противопоставления субъекта и объекта в познании в пользу утверждения знания в процессе общения (социабельности – у Гурвича, коммуникации – у Лумана): о знании можно говорить только применительно к тем процессам, когда социальное целое (рекурсивная социальная система – по терминологии Лумана) в ходе коммуникации направляет когнитивные процессы на себя самое, противопоставляя себя как целостность окружающей среде [781]. В некотором смысле можно говорить о предвосхищении современных представлений о природе знания [782]; недаром Жан Дювиньо считал теорию Гурвича «разрушающей картезианскую эпистемологию» [783]. Последовательно развивая свою концепцию, Гурвич утверждает, что невозможен какой-либо «единственно верный научный метод» и любая теория, в том числе и самого Гурвича, является лишь инструментом для изучения социальной действительности [784].