Павел Уваров - Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Итак, коллекция документов позволила нам проследить весь путь Жиля Бекдельевра от крестильной купели до ложечки паралитика. Его случай во многом уникален. И вместе с тем все, что с ним происходило, настолько типично, что может быть вставлено в учебники по социальной истории. Если в духе французской истории 50–60-х годов XX века писать рассказ о социальной динамике, то история семьи Жиля Бекдельевра будет служить прекрасным примером: от купцов («почтенных людей», honorables hommes ) к тем слоям городских нотаблей, которых Джордж Хапперт в свое время назвал «городским дворянством» или «французскими джентри», а нотариальные акты обозначают термином «благородный человек» ( noble homme ) [223] Совсем не обязательно они были буржуа, стремившиеся к аноблированию. Достаточно частыми до второй половины XVI века были случаи, когда представители городской элиты, владевшие должностями, сеньориями и землей в благородном держании, на протяжении нескольких поколений не торопились порывать с привычной городской средой и не стремились подражать «настоящим» дворянам (см., например: Десимон Р., Мий Э., Уваров П. Семейные ценности Спифамов (разрывы и преемственность в парижском линьяже XVI–XVII вв.) // Средние века. 2011. Вып. 72 (1–2). С. 274–305). , а от них — в круг «настоящего» дворянства, имевшего древнюю историю, старинные замки, поместья и титулы. Обретя маленький замок, став владельцем королевской должности и породнившись со старинным дворянским родом, Жиль Бекдельевр порвал со своей семьей и ее традициями, в том числе с традицией семейной памяти, воплощенной в передающемся из поколения в поколение Коричневом кодексе.

Личная эволюция и семейная коллизия совпадали с социальным конфликтом, известным по классическим работам об эпохе Религиозных войн. Традиционные городские элиты распадались: одна часть идентифицировала себя с дворянами и королевскими чиновниками в ущерб былым связям городской солидарности, другая болезненно на это реагировала и искала компенсацию в религиозном рвении, стремясь восстановить утраченное социальное равновесие в городе. В Бретани подобные процессы породили движение Католической лиги. Таким образом, история Бекдельевра была бы востребована в русле классической социальной истории.

Новая социальная история внимательнее относится к внутреннему миру и индивидуальному выбору акторов, к их прагматическим целям и риторическим стратегиям. Это не перечеркивает прежнюю картину, но несколько корректирует ее. Так, нам становится более понятным влияние Жанны Ботерель на религиозный выбор мужа. Дворянская спесь, возможно, была не чужда Жилю Бекдельевру, но не только это чувство побудило его вставить в свое завещание фразу о недостойном выборе старшей дочерью простолюдина. Риторика служит прагматической цели — обосновать отказ от «дворянского раздела», чтобы в итоге большую часть земли передать дочери от второго брака. Если противники Жиля — де Кaйдёк и д’Аржантре — охотно использовали мотив «служения общему благу» (первый ради правосудия разоблачал махинации Бекдельевра, второй отстаивал интересы всей Бретани), то сам Бекдельевр никогда не прибегал к этому приему. Он апеллировал к своим нарушенным правам, к принципам субординации, к ценностям социальной иерархии (показания свидетелей «низкого звания» по определению не заслуживали доверия). В целом его риторика в какой-то степени отражала личностные черты, обусловившие его выбор, — явное стремление быстро интегрироваться в более высокую социальную группу. При этом он проявлял достаточную гибкость, выбирая нужную роль в зависимости от ситуации: гугенота, урожденного бретонца, католика (или, во всяком случае, человека, способного подтвердить верность католическому исповеданию веры), он мог настаивать на дворянском разделе наследства, а мог — на ротюрном. Жиль Бекдельевр вел борьбу не на жизнь, а на смерть со своими противниками — сенешалем и его «партикулярным» лейтенантом, но не воспользовался возможностью обвинить их в нарушениях и злоупотреблениях по другим делам. В первую очередь он отстаивал свои права, а не общие интересы правосудия.

Был ли Жиль Бекдельевр настолько алчным, как его описывали обвинители? Он был практичным человеком, не упускавшим выгоду и стремившимся скрупулезно подсчитывать доходы и расходы (вспомним «палочки трудодней», которые он отмечал в бытность свою адвокатом сенешальства). При этом в молодые годы он был впечатлительным, насколько можно судить по попыткам вести настоящий дневник, но и в старости, судя по всему, он искренне стремился помочь своей сестре Розе, монахине из Динана. Можно усмотреть и возрастные черты: в молодости он не только был склонен к экзальтации, но и любил к месту и не к месту щеголять латынью; со временем латынь уходит даже из его судебных текстов.