- Просто веди коня.
Однако он не пошевелился. - Капитан порядком... медлителен, едва дело доходит до письма. Время будет, погран-меч. Итак?
Она пожала плечами: - Тогда воды, - и закрыла глаза, едва капрал отошел. "Это меня все послушали. Я видела знамена. Все должны были читать следы. Но я вызвалась. Ты не убивал нас, капитан. Это я".
Ее обезоружили - даже нож для разделки пищи пропал из кожаных ножен. Будь оружие рядом, она забрала бы собственную жизнь.
"Но нет. Отвезу послание капитана. И тогда перед всеми перережу себе горло. Пусть имя мое станет проклятием". Она видела капрала, вернувшегося с водяным мехом. "Голодна? Пить? За ушком почесать?" И отобрала у него воду. - Ну-ка, давай коня.
Семь тяжело груженых фургонов, каждый запряжен парой волов, выехали из Хастовой Кузницы и начали путешествие к югу, в пограничные земли, где расположились лагеря Легиона Хастов. Они продвигались медленно, останавливаясь, когда ломалась ось или колесо отваливалось на неровной дороге.
Галар Барес нагнал поезд в полудне пути от главного лагеря. Скакал он быстро, везя приказ готовиться к войне, и лошадь устала; после одинокого пути он радовался даже обществу возчиков, плотников и кузнецов, кухарей и стражи - он знал многих по селению Кузница, в котором родился и вырос. Впрочем, приветствия были молчаливыми: новости о свадебной резне повисли над всеми, как пелена. Многих, понимал он, потрясли и отрезвили не внезапная гибель лорда Джаэна и его дочери, а зловещий смысл показных убийств.
Война вернулась в Куральд Галайн. Но теперь враг пришел не из-за границ королевства. Галар не мог вообразить, какое затмение нисходит на Тисте, решающихся резать сородичей. Ему трудно было думать о любом Тисте, не видя в нем близкого родственника. Однако теперь, похоже, любое привычное лицо превращается в маску, и за некоторыми масками таятся враги, чужаки с непонятными замыслами.
И нет очевидных признаков, позволяющих отличить друга от врага: ни белой как мел кожи Форулканов, ни звериного обличья Джелеков. Конечно, и раньше встречались бандиты и прочие преступники, сделавшие ремеслом поживу на сородичах; но Галар их тоже не понимал. Глупцы предали доверие, обрекая себя на жизнь в одиночестве и страхе. Даже среди их братства процветают измена и коварство. Чем дольше длится жизнь разбойника, тем она жальче, сколько бы богатств он ни скопил, какой бы власти ни добился.
"В лишенном добродетелей мире всё становится порочным, и богатства, и даже семья, и новый день неизменно тусклее прошедшего.
Боюсь, война пробудит преступника в каждом из нас".
Путешествуя среди вереницы фургонов, он ощущал, как грядущее наваливается на всех, густое и душное, и небеса превращаются в тяжкий гнет.
Но последний день показался насмешкой над этими мыслями: бирюзовое небо, теплый ветерок с юга. Невысокие холмы вдоль дороги пестрели провалами старых шахт, всюду виднелись неровные тропки; там и тут попадались старые пруды, выкопанные сотни лет назад и полные тухлой воды или ядовитого бесцветного песка. Галар замечал остатки деревянных строений - здания и помосты, леса и заборы. Однако деревья, некогда затенявшие холмы и долины за ними, были давно сведены.
Любая сцена запустения многое говорит нам. Хотя Галар старался видеть во всем следы былых триумфов, даже они наносили глубокие раны душе.
Он скакал во главе колонны, чтобы не попадать в пыль. Хенаральд доставил меч лорду Аномандеру, и память о благословении, случившемся - или нет? - в Палате Ночи, все еще терзала его. Достаточно было посмотреть на сжимающие поводья руки, на эбеновую кожу, чтобы вспомнить тот миг. Воскрешая злосчастный день в Цитадели, он невольно качал головой: иногда в восхищении, но гораздо чаще в недоумении. Любое сказанное там слово, казалось, пылает огнем - даже слова, сказанные им самим, ощущались заклинаниями или фрагментами беспорядочной, призрачной, разделенной всеми присутствовавшими поэмы.
Если таковы дары присутствия божества... Галар Барес наконец понял, в чем награда веры. В бусинах слов, перегруженных значениями; в признаниях и разочарованиях, в тайнах и вспышках ярости таится ужасающая сила. В такие мгновения, осознал он, целые миры можно изменить, сломать, переделать и перекрутить заново.
Он не мог вообразить состояние лорда Аномандера, провозглашенного защитником и первенцем Матери Тьмы, хотя и статус и власть не позволили ему предотвратить бойню. Теперь, ходят слухи, он порвал с братом Андаристом, между ними пропасть, которую нельзя было вообразить месяцем ранее.
Читать дальше