Умберто Эко - Роль читателя. Исследования по семиотике текста [litres]

Тем не менее иногда это все же случается. Так, вслед за Аристотелем («Поэтика», 1451b, 1452а) мы можем сказать, что поэзия более философична, чем реальность (история), потому что в поэзии все случается в силу необходимости, а в реальности (истории) все происходит по воле случая.

Читая какой-нибудь роман, мы можем вынести впечатление, что описываемые в нем события более «истинны», более «реальны», чем то, что было в действительности; например, что Наполеон, взятый на мушку Пьером Безуховым, более «реален», чем тот, что умер на острове Святой Елены. Иногда мы говорим, что персонажи того или иного произведения искусства более «типичны», более «универсальны», чем их (действительные или предполагаемые) жизненные прототипы. Достаточно вспомнить образ Дон Кихота [524].

Итак, мир фабулы (W N ) доступен миру референции (W 0 ), но это отношение – не симметрично.

Сравнение между миром W 0 и миром W N всегда синхронно – вне зависимости от того, сравнивается ли наш мир референции сразу со всем ходом событий, со всей фабулой или – шаг за шагом – с различными ее состояниями, так что каждое из них воспринимается как некий возможный мир. Напротив, некий мир W NC [т. е. мир некоего персонажа] может сравниваться или с каким-либо предшествующим, или с каким-либо последующим состоянием мира W N .

Персонаж может воображать что-то, или верить во что-то, или желать чего-то как на уровне структур дискурса, так и на уровне структур нарративных (т. е. на уровне фабулы). Мы будем называть первый тип пропозициональных установок «событиями сюжета», понимая под «сюжетом» весь тот ряд событий, который имеет место по ходу разворачивания дискурса, но может не быть существенным для развития фабулы. Таким образом, сюжет – это ряд микровысказываний, исходя из которого читатель строит гипотезы о тех макронарративных высказываниях, которые могут сложиться в фабулу [525].

Как мы уже видели, возможные миры, возникающие в сознании персонажа на уровне структур дискурса, могут состоять из свойств случайных («акцидентных»), игнорируемых фабулой. Во второй главе Драмы Рауль мог бы ударить Маргариту, а мог бы и не ударить (причем здесь не только читатели, но и персонажи делают предвидения о дальнейшем ходе событий) – однако это достаточно несущественно (нерелевантно) с точки зрения фабулы. Как уже было сказано, вторая глава Драмы содержит своего рода уменьшенную модель всей фабулы рассказа – и, однако, если бы эта глава была изъята из рассказа, фабула не изменилась бы. Напротив, вторая глава существенна для сюжета, образуемого структурами дискурса, поскольку она подталкивает читателя к определенным предвидениям относительно дальнейшего развития фабулы.

По ходу сюжета (иначе – по мере разворачивания структур дискурса) сами персонажи могут создавать в своем воображении то или иное будущее развитие событий (или просто желать того или иного развития событий); эти мечты (или желания) затем осуществляются или не осуществляются. Один персонаж полагает, что другой вот-вот придет – а тот не приходит. Один персонаж думает, что другой (или другая) – лжет, в то время как на самом деле он (или она) говорит правду. И т. д., и т. п. Подобные пропозициональные установки используются текстом для изображения психологии персонажей. Эти установки могут очень быстро опровергаться (даже в пределах сравнительно короткой последовательности предложений). Нередко эти установки создают возможные миры, которые недоступны для мира, создаваемого сюжетом. Но правила доступности здесь такие же, какие были изложены выше, в разделе 8.6.4. Поэтому, если мир представлений данного персонажа содержит больше свойств, чем мир сюжета, персонаж может изменить свои представления так, как это показано на рис. 8.12 и 8.13 в разделе 8.6.4. Иными словами, персонаж приспосабливает свои представления к миру сюжета и принимает этот мир. Он, можно сказать, отбрасывает свои ложные представления, когда осознает, что реальность (реальность сюжета) – иная.

Дело обстоит проще, когда нет различий между «реальным» миром сюжета и миром представлений персонажа.

Во второй главе Драмы Рауль и Маргарита идут в театр. Маргарита думает, что Рауль смотрит с вожделением на мадемуазель Морено. Таким образом, Рауль, уже имея S-необходимое свойство «быть мужем Маргариты» и существенное свойство «быть мужчиной», обретает еще и случайное («акцидентное») свойство «вожделеть к другой женщине» (обозначим его через С [to covet]). Заметим, что текст не озабочен тем, чтобы с достоверностью установить, в самом ли деле Рауль имеет какие-либо желания относительно мадемуазель Морено. Тексту важно указать, что Маргарита имеет свойство так думать о Рауле [526](т. е. свойство «быть ревнивой», существенное для макровысказываний фабулы). В доксастическом мире, мире мнений Маргариты, тот Рауль, который «случайно» вожделеет к мадемуазель Морено, является вариантом Рауля нарративного, каковой, вполне возможно, вовсе ею (мадемуазель Морено) и не интересуется. Так что тут нет никаких проблем с transworld identity. Отождествить двух Раулей достаточно просто.