Виталий Костомаров - Языковой вкус эпохи

Вводя понятия языкового вкуса и моды, мы пытались не столько объективировать ответ на эти непростые вопросы, сколько объяснить их социально-психологическую природу. Мы полагаем, что ее знание дает какую-то возможность управлять процессом эволюции, хотя бы уберегать общество от крайностей.

На вопрос, почему и особенно зачем в языке что-то меняется, а что-то остается стабильным, по глубокому замечанию академика Н. И. Толстого, которое могло бы служить эпиграфом к нашей книге, «отвечает история культуры, история общественной мысли и общественного вкуса» (Н. И. Толстой. История и структура славянских литературных языков. М., 1988. Выделение мое. – В. К. ).

Разумеется, это не означает отрицание имманентных законов развития самой системы: язык есть «код плюс его движение» (Ю. М. Лотман. Культура и взрыв. М., 1992, с. 13).

При рассмотрении конкретного материала мы видели, что сегодняшние тенденции использования русского литературного языка и, следовательно, типичные черты его облика в ближайшем будущем складываются отнюдь не только из-за низкой грамотности и неряшливости, но в силу именно осознанной установки, желания следовать определенным вкусам, задаваемым влиятельной частью общества, в целом достаточно образованной и весьма неплохо знающей, но сознательно деформирующей нормы и стилевые закономерности литературно-языкового стандарта.

Между прочим, аналогично стоит говорить и о сегодняшней культуре: российское общество отнюдь не впадает в бескультурное одичание, но на первый план в нем, несомненно, выдвигается культура слоев еще недавно неэлитарных, периферийных или даже находившихся в сокрытии маскировки, а теперь ставших сразу наиболее влиятельными. Эта культура, хотя и приемлется далеко не всеми, затмевает всех и вся, будучи щедро финансируема и пропагандируема. И вряд ли это пройдет бесследно для русской культуры в целом, как не прошло для нее бесследно насаждавшееся чуть ли ни целое столетие известное разделение национальной культуры на две культуры.

8.2. Среди лингвистов, наблюдающих за живыми процессами наших дней, большинство склонно полагать, что все носят собственно речевой характер и не сопрягаются с какими-либо определенными процессами в языке или с заметными изменениями имманентных «внутренних законов» развития его системы.

20–23 мая 1991 г. в ИРЯ РАН прошла конференция «Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русского языка». В ходе ее подготовки Н. Ю. Шведова высказала мысль о том, что сложное и противоречивое функционирование русского языка в нынешних условиях ведет к такому количеству «отрицательного» языкового материала, что заставляет беспокоиться о состоянии русского языка (ср. цитировавшуюся оценку его Л. К. Чуковской – «ужасающее состояние»). Это сочетание и стало ведущим для всей конференции и проведенного анкетирования крупнейших ученых. Практически все ответили оптимистическим несогласием с таким мнением (см. публикации – РР, 1992, 2–6).

Во-первых, многие отвергли самый термин «состояние языка» (полагая более уместным говорить о типических чертах языка 80–90-х годов, о тенденциях его развития, характерных для этого периода) – все понимали под ним нечто обязательно отрицательное, синонимизируя с кризисом, умиранием. Очень немногие понимали под состоянием очередной синхронный срез, ускоренный переход к некоему новому эволюционному этапу, который, конечно, связан с новшествами, антипатичными старшему поколению.

Во-вторых, все выразили крайнюю неудовлетворенность функционированием русского языка (необъяснимо отрывая функционирование от системы и, соответственно, систему от функционирования), речевой компетенцией очень многих его носителей, качеством многих порождаемых сегодня текстов. Язык же как структура, его грамматический строй, словарь и его описания возражений не вызывали, ибо, как бы скверно ни говорили люди, как бы уродливо ни писали журналисты, язык наш не оскудел и не выродился, раз есть на нем и доброкачественные, даже блестящие в языковом отношении тексты. То, что действительно наблюдается, так это падение уровня речевой культуры, плохое знание и использование ресурсов, имеющихся в языке.

Представляется, что эти тезисы противоречат друг другу. Они, например, игнорируют контраверзы вроде: один ли русский язык, скажем, в начале и в конце XVIII века, – т. е. как будто не признают известного свойства языка оставаться самим собой, меняясь, приобретая иной вид. Единогласие мнений возникло, видимо, по разным причинам. Каждый участник по-разному понимал соотношение языка и речи, системы и ее функционирования, но никто не хотел идти на отрицательную оценку русского языка, пусть даже на временном этапе его эволюции.