Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

(226, т. 1, с. 29)

С. 56 На Невском между торцами зеленела трава. В сквере напротив нашего блока домов Бассейной, как и в Таврическом саду, щелкали соловьи. Соловьи залетали даже в деревья под наши окна. – Сравните в мемуарах Н. Павлович об июне 1921 г.: “На Невском росла трава, пробиваясь между торцами, и мальчишки играли в бабки на трамвайных путях. В саду Адмиралтейства пели соловьи” (297, с. 456) – и в мемуарном очерке Ходасевича “ДИСК”, который О., как мы увидим далее, внимательно читала: “…трава, кое-где пробившаяся сквозь трещины тротуаров, еще не безобразила, а лишь украшала чудесный город, как плющ украшает классические руины. Дневной Петербург был тих и величествен, как ночной. По ночам в Александровском сквере и на Мойке, недалеко от Синего моста, пел соловей” (386, 7 апреля, с. 9).

Смотрите также в статье “Слово и культура” Мандельштама (1921): “Трава на петербургских улицах – первые побеги девственного леса, который покроет место современных городов. Эта яркая, нежная зелень, свежестью своей удивительная, принадлежит новой, одухотворенной природе. Воистину Петербург самый передовой город мира. Не метрополитеном, не небоскребом измеряется бег современности: скорость, а веселой травкой, которая пробивается из-под городских камней” (226, т. 2, с. 222). Об этом же в финале стихотворения Ходасевича “Пускай минувшего не жаль…” (1920):

Проросшую из-за запущенности городского хозяйства сквозь торцы траву жители Петрограда могли видеть начиная с лета 1918 г.

С. 56 От луны было совсем светло. – От счастья. – Очевидная отсылка к главе III части третьей второго тома “Войны и мира” Толстого (Наташа Ростова у окна лунной ночью).

С. 57 А жить в Петербурге в те дни было нелегко. – …были теперь забыты. – Летом 1919 г. Петроград находился в осадном положении и в состоянии продовольственного кризиса. Продукты и вещи первой необходимости жителям выдавали по карточкам и талонам. В городе свирепствовала эпидемия холеры: по состоянию на 15 августа на излечении в больницах Петрограда находилось 155 холерных больных (см.с. 3 “Петроградской правды” от 19 августа).

С. 57 В те дни я, как и многие, научилась “попирать скудные законы бытия”. — Закавыченная формула “скудные законы бытия” трижды употребляется во второй мемуарной книге О. “На берегах Сены” (1981), а также в послесловии Г. Иванова к роману писателя-графомана Александра Бурова “Бурелом” 1956 г.: “Любовь, лишний раз доказывающая, что ей подвластны «скудные законы бытия» ” (155, с. 373). Эта формула представляет собой сознательно переиначенную О. и Ивановым знаменитую строку “Скудные пределы естества” из стихотворения Гумилева “Слово” (1919) (122, т. 2, с. 39), совмещенную с пушкинской строкой, которая цитируется в предисловии к НБН: “Все впечатленья бытия” (см. с. 23). Сравните с обыгрыванием этой же гумилевской строки в НБН далее: “…«в те баснословные года» мы научились «попирать скудные законы естества »” (с. 255), и <���Гумилев>, “по-видимому, легко переживает это «отсутствие пространства», эту «скучную скученность» и, попирая « скудные законы естества », чувствует себя триумфатором и победителем” (с. 352). Приношу благодарность И. Булкиной, А. Долинину, Н. Руденскому и М. Эдельштейну за помощь, оказанную при комментировании этого фрагмента НБН.

С. 57 Ахматова писала… – Но от века желанное нам. – О. цитирует финальную строфу стихотворения Ахматовой, датированного июнем 1921 г.:

(23, с. 196)

С. 58 Михаил Леонидович Лозинский, последний поэт-символист… – Когда О. писала страницы НБН, посвященные Михаилу Леонидовичу Лозинскому (1886–1955), она, возможно, уже читала ахматовский мемуарный очерк о нем, впервые опубликованный в 1966 г. Сравните в комментируемом фрагменте и в этом очерке: “Когда зарождался акмеизм и ближе Михаила Леонидовича у нас никого не было, он все же не захотел отречься от символизма, оставаясь редактором нашего журнала «Гиперборей», одним из основных членов «Цеха поэтов» и другом нас всех” (24, с. 52).