А Георгий Иванов влюбился в нее пламенно, бурно и так, что об этом сразу узнали все. Он бегал за ней и робел перед нею, и, помню, отец мой с удивлением говорил мне, что не ожидал, что он способен так по-мальчишески робко и простодушно влюбляться в женщину. Через несколько месяцев он женился на ней.
Ирина Одоевцева пользовалась успехом не только как женщина, но и как поэт. Основная причина успеха ее стихов в кругу «Цеха поэтов» заключалась в том, что она первая как поэт нашла прием, с помощью которого они могли выразить свое отношение к революции. <���…>
Ирина Одоевцева изобрела способ говорить «живыми словами» если не о революции, так хотя бы о некоторых чертах быта эпохи Гражданской войны. О самых низменных чертах быта, бросавшихся в глаза мещанину, – о мешочниках, спекулянтах, бандитах. В деланно-жеманных балладах условными «живыми словами» она изображала трудный быт революционных годов как нагромождение причудливых, бессмысленных и жестоких нелепостей. И этим сразу завоевала сердца всего «Цеха»” (411, с. 35–38).
С. 54 Особенно ему понравились стихи Лунца. – Он уже был студентом. – Однако сам Лунц писал Горькому 26 февраля 1923 г.: “Я стихов писать, вообще, не умею, двух строк скомпоновать не могу” (218, с. 431). Современный читатель не может сформировать мнения о поэтических опытах Лунца, поскольку все они утрачены. В Петроградский университет Лунц поступил осенью 1918 г., а окончил его весной 1922 г. В опубликованной в 1922 г. заметке “Цех поэтов” он следующим образом оценивал поэзию будущего автора НБН: “Одоевцева удачно набрела на английскую балладу. Стихи получились недурные, но все-таки это только относительно удачное подражание. А лирические стихи Одоевцевой, напечатанные во втором альманахе, просто скучны” (там же, с. 341).
С. 54 В тот день читала и я… и так далее. – Приведем полный текст этого стихотворения:
Всегда всему я здесь была чужою,
Уж вечность без меня жила земля,
Народы гибли, и цвели поля,
Построили и разорили Трою.
И жизнь мою мне не за что любить,
Но мне милы ребяческие бредни,
О, если б можно было вечно жить,
Родиться первой, умереть последней:
Сродниться с этим миром навсегда
И вместе с ним исчезнуть без следа!
(265, с. 12)
С. 55 Много званых, мало избранных… – “Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных” (Мф. 20: 16).
С. 56 Очень жаркое лето. – Июнь 1919 г. выдался в Петрограде не очень жарким за исключением последних десяти дней, когда столбик термометра днем почти каждый день поднимался до отметки +20 °C и выше и установилась “жаркая и знойная” погода (Петроградская правда. 1919. 26 июня). Почти весь июль за исключением первого дождливого дня был жарким и сухим. В августе жаркими выдались первые пять дней и последние два (сведения о температуре воздуха и количестве осадков, выпавших летом 1919 г. в Петрограде, выложены на сайте: thermo.karelia.ru).
С. 56 Летнее время было декретом отодвинуто на целых три часа назад, и утро нормально начиналось с восходом солнца, а день кончался в 9 часов вечера. – Ситуация со сменой времени в Советской России летом 1919 г. сложилась чрезвычайно запутанная. Декрет Совета народных комиссаров от 8 февраля 1919 г. вводил с 1 апреля этого года на территории страны часовые пояса. Декрет от 29 марта 1919 г. “ввиду технических затруднений” отсрочил введение “исчисления времени по международной системе часовых поясов” до 1 июля. 29 мая 1919 г. был опубликован декрет о передвижении часовой стрелки на территории страны “еще на один час вперед” “в целях экономии осветительных материалов и топлива” с 1 июня по 15 августа. То есть с 1 июня 1919 г. в Советской России было введено летнее время (на один час увеличилась разница с Гринвичем), с июля ввели деление страны на часовые пояса (разница с Гринвичем уменьшилась), а с 15 августа один час летнего времени убрали (разница с Гринвичем составила теперь три часа). Привело все это к тому, что световой день, например, в Петрограде летом 1919 г. заканчивался позже и ложиться спать было естественно с закатом солнца или сразу после этого.
С. 56 Казалось, что трех измерений для них, как и для всего тогда происходившего, мало. – Вероятно, отсылка к финальной строфе петербургского стихотворения Мандельштама “Адмиралтейство” (1913):
Сердито лепятся капризные Медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря,
И вот разорваны трех измерений узы
И открываются всемирные моря!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу