Когда Инге сказали, что она похожа на свою мать, вилка в её руке тут же вонзилась в кусок торта. В движениях появилась торопливость. Суетливо проглотив торт, она бросила вилку и начала теребить волосы на голове, затем, ударив руку о стол, взялась крутить кольцо на указательном пальце.
Она уже стояла в своей стильной шубе и нервно обмахивалась своей шапкой. Иногда бросала взгляд на своего годовалого внука, который резво топал по прихожей, держась ладошками за указательные пальцы своей другой бабушки – обычной. Свою же взрослую дочь она игнорировала. Просто ждала, когда муж подпишет какие-то документы на парковку, которые пришли на его имя и которые доня подсунула ему перед самым уходом. И казалось он особо не торопился.
Чайник закипает, издавая мерный гул. Перед свежевымытым заварочным чайником нависает человек. Руки движутся, плавно выполняя ритуальные действия. Чуть развернувшись, он споласкивает внутренности чайника кипятком, нагревая внутренности, и быстро выливает в раковину. Дотягивается до банки с чаем специальной ложкой с длиной ручкой, всыпает строго отмеренное количество листочков. И вот в заварочный чайник тонкой струйкой устремляется вода. Человек закрывает крышку и замирает на 3 минуты. Затем снова включает электрический чайник, и при появлении в воде тонких белых нитей пузырьков, доливает заварку кипятком. Облегченно вздыхая, он отходит от стола – дело сделано!
Девушка отвернулась, поставила чемодан и опять развернулась к собеседнице. Что-то ей рассказывая, она несколько раз округло развела руками в стороны, пальцами одной руки взязалсь за безымяный и мизинец другой, а потом часто замахала обеими руками синхронно вверх-вниз перед собой. Её подруга в процессе рассказа выставила одну ногу чуть вперёд, потом с неё шагнула, приставила вторую ногу, и также приставным шагом отступила назад, повторила это ещё раз. Затем разговор немного поутих, а после первая девушка, что-то показывая, вытянула вперёд носочек одной ноги, а на опорную чуть присела и полусогнутыми руками обозначила энергичное хлопанье на уровне чуть выше лица, наклонив голову в сторону, словно изображала какой-то танец. Её собеседница порывисто сняла рюкзак, убрала туда небольшой свёрнутый пакет, и надела рюкзак обратно на оба плеча.
Они хватали друг друга за локти, щепали мочки губами, щекотались губами, звенели смехом. И всё-таки своим нежным барахтаньем они напоминали щенков, которые зализывают друг другу раны.
Она принесла чайник и чашки. Когда рука ее брала чашки и сахарницу, мизинец не участвовал – он даже был явно тоньше остальных «собратьев». «Я тебя интригую, я тебя интригую», – говорила она то ли о какао, то ли шоколадном напитке, который мы пили…
Наконец, соединенными двумя-тремя пальцами она быстро собрала-«поклевала» со стола крошки от печенья и конфет и стряхнула их в чашку, где уже были сложены смятые фантики от конфет.
…Каюсь, только ли «интрига» и мизинчик манерной барышни остались в памяти?
Про себя я зову ее бабулей. В кафе ее спутницы, две молодые девушки, листали меню, читали и перечитывали название итальянских блюд. Бабуля гадала сканворд. Она достала толстенный журнал сразу как села за столик. Резво вытянула из огромной сумки толстый карандаш и принялась за дело. Быстро, словно и не читая, она вписывала и вписывала буквы в клетке. Одну за другой, время от времени бабуля поглядывала на компаньонок, чему-то ухмылялась и продолжала дальше орудовать карандашом. Толстые пальчики крепко сжимают карандаш, карандаш ритмично подрагивает в руке. Словно паучиха, которая ткет паутинку из карандашных букв.
Описывать предметы и интерьеры лучше всех умел, наверное, Оноре де Бальзак. Современным писателям такие описания часто оказываются не под силу, в результате мы читаем о «спальнях», «офисах», «улицах», но представить себе их не можем – не хватает цвета, материала, фонарей…
Задание этой темы было простым: посмотреть вокруг, заметить что-то – и описать так, чтобы читатель мог «увидеть» предмет или интерьер.
У рекламы, как и у земли, есть свои культурные слои. Полоснул незнакомец ножом сверху вниз, затем слева направо, и снизу вверх. И превратился рекламный баннер в центре города в большой настенный календарь. Только хронология у него обратная, и «отрывные листы» из полихлорвиниловой пленки отделяют друг от друга месяцы и годы. Поднял я лоскут с потомственной ясновидящей, а под ним покоится Безруков в образе Пушкина. Он закрыл собой Ниву Шевроле, рассекающую по русскому бездорожью. Еще глубже – Игорь Манн и его способы зарабатывать вдвое больше, ЛДПР, «Бутырка» с новым альбомом и реклама строительной конторы с 3D макетом дома, который так и не вырос за этим забором. А на заборе самом, под всеми слоями таится послание к каждому любопытствующему: «Иди на…».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу