Лолита Волкова - Рассказы и мини-рассказы. Творческая лаборатория «Текст»

Первыми в глаза бросились несколько нижних, торчавших чуть вперед, желтых зубов. Толстые губы, крупные карие глаза, широкие нависшие брови. С левой стороны лица – дугообразный шрам, разделивший щеку напополам.

Таким был ватажок-казак, из разряда «без дела, без места», прискакавший невесть откуда «помогать городу», и которого, по его словам, «задела шальная пуля».

Она вышла с экзамена, сказала, что не сдала.

Мины однокурсников сквасились в одну сплошную жалостливую физиономию, по коридорам полился шепоток: «Препод – урод! Как он мог не поставить?»

Она молча стояла, устало свесив руки, и по лицу можно было снова прочесть её будничную философию: «Когда видел, как бьют детей, когда похоронил отца в свои двадцать, когда снова на тебя нападают, а ты в поле один и совсем не вооружён, нет сил расстраиваться из-за не сдачи экзамена».

Он сидел на стульчике в кафе вальяжно развалившись, слегка наклонившись на один бок, такое в меру молодое нагловато-хитроватое азиатское лицо с правильными чертами и скривившимся презрительно ртом, на блёкло-синей куртке чуть оттопырился большой набитый чем-то карман, его визави был почти так же неприятен как и он сам, тем неожиданней было увидеть, как этот субъект восточной наружности вдруг посреди разговора добродушно усмехнулся.

Нос и глаза упрятаны поглубже в череп, по ним сложно попасть. Шея срослась с дюжим телом, пудовые кулаки, скелет мамонта. Никогда ничего не ломал. Себе. Любил подраться, но как человек простой и честный не дрался без повода. Отправив кого-то в нокдаун, братался с ним через минуту, виновато скалясь широченной улыбкой и говоря: «Поцапались раз – давай забудем».

Деревенский гладиатор – исконно русский вымирающий вид.

Бабища. Не заметишь, если не врежешься в нее в метро, ибо она уверена, что вбегает в вагон последней. Для таких надо ввести сдачу прав на перемещение в общественном транспорте! Ей тяжело в темпоритме Москвы. И жарко в серожелтой длинношерстной шубе.

Даже жаль ее, хотя тугодумием наверняка и близких родственников раздражает. Но у нее свои заботы. И ее спасал цвет волос: адекватный рыжий.

Наш общажный плотник мог бы легко вписаться в коллектив цирковых артистов, клоунов, уличных музыкантов или подпольных интеллигентов. Возможно, последним он и был. Пропуском в мир интеллигенции и творчества для него стали прекрасные висячие усы, достойные кинокамер операторов французского кино начала прошлого века. Вкручивая лампочку или починяя дверной замок, он может быть столь же галантен и обходителен, как умел, наверное, не каждый столичный дворянин. Даже лампочку подарил, в честь будущего дня восьмого марта.

В метро напротив меня сидит женщина. Волосы блекло повисли, слишком яркая помада говорит о том, что с чувством меры у дамы не все в порядке. Куртка темная, желтовато-зеленая, коричневые брюки заправлены черные полусапожки. Иссохшие, с крупными суставами тонкие пальцы вцепились в большой пакет из «Ашана», набитый продуктами. Лицо усталое, осунувшееся, но глаза настороженные, ощущение, что она в любой момент ждет какой-нибудь гадости – крика, удара, выговора.

Среднего роста, блондин, с потрепанным портфелем из кожзама, в красной спортивной куртке.

Нелепый. С взъерошенными волосами. В очках толщиной со столешницу. Это был бы почти смешной повзрослевший ботаник из старшей школы, если бы не замашки подлеченного аутиста. Взгляд в сторону, плечи ссутулены, толстые пальцы крепко сжимают портфель.

В большом хозяйственном магазине перед полками с шампунями металась женщина. Худощавая блондинка, в очках со стеклами без оправы, она хватала бутылочку, напряженно читала мелкий шрифт, ставила на место и переключалась на следующую. Взгляд ее был сосредоточен, кончик острого носа шевелился, когда она вчитывалась в трудноразличимые буквы. Казалось, что она вычитывала чьи-то завещания, пытаясь найти в них свое имя – его все не было, но она не отчаивалась и упорно хваталась за следующую и следующую, и следующую бутылочку…

Если раньше мы подглядывали, то теперь нам нужно будет подслушивать…