Знание-сила, 2002 №05 (899)

Артистично курчавятся по плечам легкие, уже совсем белые волосы Александра Ахиезера, дымкой окружая купол совершенно голой головы. Автор очень умных книг и статей о монологичности русской культуры и глубоком ее внутреннем расколе; что бы мне еще у него попросить такого?

Вон громадный Юрий Александрович Левада, медлителен и величав; вопросов с места не задает, внешне не реагирует ни на что, порой кажется – дремлет. Но доверять этому впечатлению никак нельзя, в перерыве походя сразит точной и неожиданно задорной репликой, а то расшедрится на целую россыпь реплик – только подбирай. Юрий Александрович вообще мастер соединять трудно соединяемое: как он умудряется сочетать олимпийское дремлющее спокойствие с цепким вниманием, ленивую фацию с острым выпадом, так умудрился он фабрику по производству массовых опросов, своего рода конвейер, движущийся исключительно коммерческим мотором, соединить в своем Всероссийском центре изучения общественного мнения с научными, более того, фундаментальными исследованиями. Чтобы непосвященным ясно было, насколько это трудно, скажу только, что повсюду в мире массовые опросы отделены от научных исследований; у нас же трудности такого сочетания стали расплатой за независимость от всяческого начальства, и политического, и академического, поскольку исследования идут на собственные деньги, полученные за опросы…

На трибуне тем временем Татьяну Ивановну Заславскую сменил Аркадий Ильич Пригожин, много лет занимающийся социологией организаций: его доклад на конференции, посвященной социальным институтам, предполагался как бы автоматически… Так, конечно, речь идет об институциональной культуре, проще говоря – о культуре деловых отношений в организациях.

– Известно, что в организациях на Западе принято своих сотрудников в основном хвалить, а не ругать; наша же особенность – резкое преобладание негативных стимулов над позитивными. Деловая культура у нас в принципе репрессивна. В лучших организациях соотношение выговоров, разносов и так далее к благодарностям, похвалам и прочему – три к одному; но я знаю конторы, в которых это соотношение – одиннадцать к одному. Я показываю результаты наших наблюдений руководителям; некоторые, особенно молодые, хватаются за голову: неужели я такое чудовище?! Начинают следить за этим, стараются держать себя в руках, положение выправляется, но пройдет месяца три, и все возвращается к прежнему: не так просто преодолеть свои стереотипные реакции, сложившиеся давно и выдаваемые уже неосознанно… Вообще к нашим руководителям вполне применима схема Эрика Берна, считающего, что каждый из нас в общении занимает позицию или Родителя, или Партнера, или Дитяти; только партнеров у нас явно не хватает…

За моей спиной явственное шевеление.

– Да чего там руководители, у нас все предпочитают позицию ребенка, кто-то уже говорил: общество сплошных подростков…

Конечно, это Владимир Александрович Ядов, патриарх нашей социологии и социальной психологии, до сих пор не стесняющийся вести себя по- мальчишески на любых высоких собраниях. В поведении – полная противоположность Юрию Александровичу Леваде при определенной близости судеб. Когда-то давно Ядов чуть было не стал директором официальной твердыни советской академической социологии – Института социологии, но опять не вовремя и не на месте выскочил с каким-то докладом, с какими-то замечаниями… Многие считают, что если бы он тогда, в семидесятых, со своим бойцовским темпераментом взял бы институт, может, и не было бы столь капитального разгрома этой самой твердыни, тогда и Левада, может, не ушел бы из института вместе со своей командой, и Борис Грушин, и многие, многие другие. Но Ядов остался себе в Ленинграде, подальше от барской любви и барского гнева. Самое смешное, что Владимир Александрович все-таки и в Москву переехал, и стал директором этого же института, причем в очень нелегкое для науки новое время, когда политического давления уже не было, но и денег на исследования не было тоже, а классики социалистической социологии, там заседавшие еще с тех самых разгромных лет, претендовали на сохранение пошатнувшегося статуса (со всеми материальными последствиями). Владимиру Александровичу удалось не только сохранить институт, но и вдохнуть в него новую жизнь. Кажется , более всего ему помогли новые организационные технологии вроде заключения с сотрудниками контракта на конкретные исследования, так что директор проявил немалую институциональную гибкость и смелость. А теперь, когда ситуация в институте уже как-то «устаканилась», Ядов ушел с директорства и по-прежнему «хулиганит» на высоких собраниях, прямо с места прерывая дорого дающуюся некоторым плавность докладов, требует уточнений, примеров, начинает спорить.