Знание-сила, 2002 № 08 (902)

Проблема в том, что у детей-левшей нарушения автоматизма касаются и процессов запоминания. И нередко вместо механического запечатления им приходится изобретать сложный мнемонический алгоритм. Особенно это касается пространственных кодов, начиная с того же «право – лево». Одна девочка, которая проходила коррекционный курс у психолога А. В. Семенович, пришла к выводу, что «слева – это там, где рука, которая на пианино берет аккорды». Другая девочка (это, кстати, была я) носила слева значок, и разразился скандал, потому что в советском садике значки носить было нельзя (возможно, позабытый уже скандал и помог мне запомнить, где же это нехорошее «лево»). А наш сын твердо усвоил, что левая сторона там, где стучит сердце. Оказывается, это умозаключение ничуть не проще, чем предыдущие. Во-первых, с ним связаны переживания спортсмена с четырехлетним опытом: ухо папаши прижимается к груди, слушая, не перегрузилось ли сердце. А во-вторых… недавно Егор прочел повесть Б. Акунина «Алтын-толобас», где капитан, муштруя солдат, использовал такой же прием: налево – это где сердце… Вот как сложно, «через ум» была решена эта проблема!

Левши живут в своем собственном пространстве – и времени. Нашего бедного малыша отец заставлял зубрить станции метро, улицы, остановки трамвая: «Ребенок не умеет ориентироваться в собственном районе!..». А рядом с отметками роста бисерными буквами записано: «Октябрь, 2000. Не умеет определять время. Декабрь, 2001. Не умеет определять время…» Теперь после измерения роста Егор с хохотом бежит к часам, вглядывается, пыжится и выдает: «Десять тридцать!» (ошибаясь всего-то на час-другой). Оказывается, ориентироваться в географическом пространстве и определять время по стрелочным часам – для левши сложнейшая задача. Некоторые такие дети хитрят, пытаясь вычислить, который час, путем сложных умопостроений. Другие постоянно ошибаются. Похоже, что у левшей проблема не только со стрелками будильника, но и с внутренними часами – отсюда неумение правильно оценивать временные интервалы.

Ох уж эта пространственная ориентация… Посещая какой-нибудь адрес, дорогу я, конечно, запоминаю – но как муравей: по деревьям, солнцу, пятнам на асфальте. Описать тот же путь словами – выше моих сил. Равно как и пользоваться планом, картой (приходится постоянно уточнять у прохожих). Когда я пытаюсь перевести образы в слова, картина может исказиться, и, скажем, розовый и приземистый в моих представлениях дом вдруг оказывается желтым и стройным. Однажды в детстве мы спустились в подземный переход, и когда вышли на другую сторону улицы, я никак не могла понять, где же мы очутились, почему все вокруг стало совсем другим. От этого подкашивались ноги и хотелось плакать. В другой, уже взрослой жизни я шла себе на юг, и вдруг вышло солнце, и оказалось, что я продвигаюсь… на север. Я даже присела – так закружилась голова. Интересно, что у обычных людей (правшей) пространственный анализ осуществляет правое полушарие – главным образом, та область, где граничат теменная, височная и затылочная зоны. У левшей эта естественная функция нарушается – ведь правое полушарие вынуждено управлять ведущей рукой и речью.

Кстати, о речи. Когда слушаешь левшу, нередко возникает впечатление, что средств языка не хватает, чтобы выразить мысли. «Я как собачка – все понимаю, но сказать не могу» – говорю я мужу, если он решает завести со мной философскую беседу.

Специалисты утверждают, что у детей-левшей наблюдается сравнительно поздний дебют самостоятельной речи, она замедленна, скупа, содержит неправильные конструкции- Порой они заикаются, а при письме – пугаются в буквах, совершая ошибки, которых «не бывает» (замена букв местами, зеркальные написания). Приходится учить написание слов наизусть, заучивать словари – это как раз в духе основательности левшей. Были случаи, когда человек писал левой рукой каллиграфически, но с пятью ошибками в слове, а правой – очень неразборчиво, многие буквы зеркально, но абсолютно грамотно.

Я где-то прочла себе приговор: левши – аутсайдеры, существа обидчивые, эмоции свои контролировать не MOiyr и вообще – буки. В основном это оказалось чепухой. Но одна констатация показалась мне весьма точной – факт аутсайдерства. Если представлять себе аутсайдера с этологических позиций – не как хулигана и «панка», а как индивида, находящегося на периферии социальной группы и имеющего либо неопределенный, либо низкий ранг, то многие левши, по моим наблюдениям, – типичные аутсайдеры. В социальной группе существует иерархия, получившая названия в отношении птиц – «порядок клевания» (вначале пищу из кормушки клюет главная курица, в конце – захудалые). Так вот, аутсайдеры вообще не принимают участия в «порядке клевания» и клюют либо на стороне, либо последними, крайне редко первыми (уж если оставаться в группе – то президентом!). В таком случае мы с Егором, конечно же, аутсайдеры. Дружелюбные, общительные, порой даже лидеры. Но коллектив, в котором сложился устойчивый «порядок клевания», нас выталкивает – мы какие-то не «свои».