Знание-сила, 2002 № 10 (904)

Дальше – хуже. Офицеров отделили от солдат, Василия Новобранца поместили в отдельной каюте, похожей на тюремную камеру. На полпути к Ленин граду солдаты взбунтовались и потребовали предъявить им офицеров и командующего. Капитан вынужден был просить Василия о помощи. «Хотя у меня самого кошки скребли на душе, – рассказывал Новобранец, – я был вынужден успокоить солдат. Ибо к чему могла привести вспышка возмущения? Только к гибели всех».

Самое отвратительное ожидало Василия на месте разгрузки: ему предложили сказать солдатам, что домой их отпустят не сразу, что они должны пройти через карантинные лагеря, чтобы выяснить, нет ли в их рядах шпионов, диверсантов, изменников Родины. Новобранец должен был призвать их к покорности судьбе. И он это сделал. «Потом со слезами на глазах стоял у трапа и смотрел, как гордых и мужественных людей этих прогоняли к машинам, по коридору, образованному рычащими овчарками и вооруженными людьми, никогда не бывшими в бою и не видевшими врага в глаза. Затем увезли и меня».

Почти десять лет длилась «проверка» в страшнейших северных лагерях. Многие не пережили Сталина, так и не вернулись домой. Василия спасли железное здоровье, смерть тирана и приезд в Москву норвежской делегации, в составе которой было несколько руководителей Сопротивления, не забывших русского побратима. На приеме у председателя Совета Министров СССР они потребовали встречи с ним, героем Норвегии. «За два дня Василия специальным самолетом доставили в Москву, восстановили в армии, присвоили воинское звание полковника и устроили встречу с его норвежскими друзьями. Подарок, достойный Санта-Клауса», – так завершает Петр Григоренко свой рассказ.

В 1955 году была объявлена амнистия тем, кто сотрудничал с немцами в годы оккупации. Тогда же в связи с визитом канцлера ФРГ Аденауэра были освобождены и отбыли ломой немецкие военнопленные. Следовательно, герои скандинавской эпопеи вышли на волю не раньше пришедших в лагерь совершенно иной дорогой. Зачем было тирану держать за колючей проволокой не только не служивших немцам, но и бесстрашно сражавшихся с ними?

Борис Соколов

Утверждение В. Новобранца о том, что Голиков специально уменьшал число немецких дивизий, сосредоточенных у советских границ, которое фигурировало в его, Новобранца, первичных сводках, требует комментария.

Даже если Голиков на самом деле уменьшал число соединений потенциального противника, содержавшееся в донесениях Новобранца, он все равно не смог сократить их до той величины, которая соответствовала действительному положению вещей. Так, еще в сентябре 1940 года план стратегического развертывания Красной армии на западе предполагал, что немцы выставят против нее около 10 тысяч танков и 12 тысяч самолетов. В мартовском советском плане 1941 года предполагалось, что немцы используют против СССР 10 тысяч танков и 10 тысяч самолетов, в том числе не менее 6 тысяч – боевых.

В действительности, 22 июня 1941 года немецкая армия вторжения располагала лишь 3680танками и штурмовыми орудиями (включая танки двух резервных дивизий, переброшенных на восток только в октябре 41-го) и примерно 2 тысячами боевых самолетов.

В сводке Разведуправления Генштаба Красной армии от 5 мая 1941 года, подписанной Голиковым, силы немцев у советских границ оценивались в 103 – 107 дивизий, в том числе 12 танковых, 7 моторизованных и 1 кавалерийскую. В действительности же, к началу мая 1941 года вермахт имел на востоке лишь 45 дивизий, в том числе 2 танковых и 1 кавалерийскую.

Дело в том, что переброску 14 из 19 танковых дивизий и 12 из 15 моторизованных, а также всей авиации немцы осуществили в период с 1 по 22 июня, чтобы достичь максимальной внезапности. Из 145 дивизий, участвовавших в «Барбароссе», 27 дивизий второго эшелона появились на фронте в июле и августе 41-го.

Голиков, как и другие советские генералы, завышал силы потенциального противника в два-три раза, чтобы победа казалась весомее, а поражение можно было оправдать наличием у врага значительных сил и средств.

Итак, согласно Б. Соколову, новейшие разыскания в архивах заставляют несколько по-иному взглянуть на картину, описанную Ю. Финкельштейном. Но это не может изменить нашего восхищения подполковником В.А. Новобранцем. Быть может, он ошибался в цифрах – об этих цифрах и вообще о точности данных различных советских разведывательных органов можно было бы дискутировать, если бы в верхушке сталинской военной машины такая возможность не была бы полностью исключенной. Однако главное вот в чем: В. Новобранец полагал, что гитлеровская Германия накапливает силы на востоке, чтобы напасть на Советский Союз. То есть шел вразрез с позицией верхушки советской партийной и военной власти, которая – держась в фарватере Сталина – такую угрозу не принимала во внимание, во всяком случае в официальных документах и оперативных разработках. Насколько В. Новобранец был прав, показало время.