Знание-сила, 2003 № 03 (909)

Какие-то потенции развития и общества, и телевидения, конечно, связаны только с количеством хозяев земли, собственности, ТВ. Но состояние материала во многом остается прежним. Или материал-то, может, частично и другой, только колодки прежние. Иначе говоря, способы связывания событий в головах людей между собой старые.

В девяностых появились новые формы общения, социального бытования: несколько клубов, компаний, чьи идеи потом звучат в пусть малотиражном, но доступном многим журнале, а то, глядишь, и не в одном, и в целом издательстве. Какие-то типы газет, какие-то радиостанции – уже кое-что. Этого до девяностых годов вообще не было.

Но формы разномыслия пока не закрепляются и невоспроизводятся. Зачатки общества возникают случайно и пока никому не мешают – их вроде бы не трогают.

Записала И. Прусс

Даниил Дондурей

Эта революция завершается, и связана она совсем не с компьютеризацией всей страны, что у нас еще впереди.

Вся страна, за очень малым исключением, живет в реальности, изготовленной на телевидении. Телевидение уже стало сферой, сопоставимой по своей силе и влиянию с национальной экономикой, национальным правопорядком, национальной безопасностью, – так считает культуролог, главный редактор журнала «Искусство кино».

Телевидение – наверное, единственная сфера нашей жизни, которая сознательно избегает общественного осознания собственного величия. Телевизионщики вписывают себя в триаду: средство массовой информации, средство развлечения и – в достаточно ограниченной мере – средство просвещения.

На самом же деле, в последнее десятилетие завершается великая виртуальная революция, в результате которой обе реальности – эмпирическая, в которой мы движемся, дышим, действуем, живем, и реальность телевизионная, придуманная и показанная нам с экрана, – окончательно «схлопнулись», практически совместились, и телевизионная теперь воспринимается, переживается, предопределяет наши реакции совсем как «настоящая».

Искусство вообще всегда обладало способностью создавать некие виртуальные миры, в которые человек погружается, но не полностью. Авторское искусство ведь предполагает некоторую дистанцию, понимание условности, того, что на самом деле ты никак не можешь, да и не должен полностью идентифицироваться с героем или сюжетом. Это известное мастерство как автора, так и читателя, зрителя, слушателя; считается, что великую условность искусства осознают примерно 3-4 процента его «потребителей». Другое – массовая культура, частью которой и стало телевидение: там не предполагается никакой дистанции между экранной – отредактированной – и подлинной реальностью, и если героиня сериала больна раком, это для восприятия зрителя абсолютно то же самое, что и бальная раком соседка или родственница, и переживается точно так же.

Так вот теперь ТВ-реальность воспринимается как единая и единственно настоящая. Если по телевизору не показывают, как бомбят столицу Сомали, то ее и не бомбили. И если показывают две недели подряд во всех подробностях, как умирают моряки на «Курске», мы все сходим с ума. По много часов в день идет информация и обсуждение ее с экспертами, разговоры с родственниками, напряженная драматургия: уловили стуки, может, они живы, может, нет… Зато когда съемка планируется заранее, вы получите картинку во всех подробностях, по всем каналам, многократно. Вы представляете, королева Великобритании пришла на премьеру последнего фильма о Джеймсе Бонде!

Сами телевизионщики говорят в таких случаях: не нравится – выключи. Но это чистый «фальшак», потому что подавляющее большинство не в состоянии это сделать. Телевизор включают, как и свет, как только приходят домой, а в 58 процентах российских квартир не выключают даже тогда, когда не смотрят. Очень немногие, меньше пяти процентов взрослого населения, действительно свободны от телевидения – имеют силы дистанцироваться. Для остальных оно стало одной из первых, базовых, фундаментальных потребностей. Это как вода, тепло, свет, секс, голод, безопасность, и еще неизвестно, что на каком месте: уж во всяком случае, потребность в ТВ не меньше, чем в сексе.

Человек ведь не бытовой прибор включает, он к важнейшему жизненному институту подключается. Тому, без которого уже не может существовать, без которого не понимает, жив ли он, где живет и что с ним происходит. И вокруг.