Знание-сила, 2004 № 08 (926)

Между тем результаты деятельности "мозгового центра" не заставили себя ждать. Португальские корабли один за другим отправлялись на юг, продвигались все дальше вдоль берега Африки и возвращались назад с ценной информацией и сведениями о новых открытых землях. В 1418-1419 годах был открыт остров Мадейра. Вскоре там появились первые поселенцы, так возникла первая колония португальской короны, откуда в метрополию потекли "колониальные товары": редкое по качеству даже для винодельческой державы вино, сахар с тростниковых плантаций и древесина ценных пород.

Затем были открыты Азорские острова. А в 1424 году отправились первые экспедиции, целью которых было миновать Канарские острова (открытые португальцами еще в 1341-м, но с тех пор захваченные испанцами) и двигаться южнее. Почти десятилетие непреодолимым препятствием для португальских мореходов оставалась самая южная точка архипелага — мыс Бохадор, чье название стало синонимом словосочетания "граница неведомого". Дальше лежали неизведанные водные просторы, которые инфант Знрике назвал "Морем тьмы", и африканские земли, помечаемые на древних картах предостерегающей ремаркой: "Место, где водятся драконы". Принц постоянно увеличивал награду тому, кто сможет пройти злополучный мыс, но с каждым новым плаванием приз оставался невостребованным, зато росло число жертв Бохадора.

Проблема состояла в том, что между мысом и африканской береговой линией разбросано множество скал (в том числе едва скрытых водой), на которые, как на мины, напарывались португальские корабли, не имевшие точных лоций; в отличие от испанцев, соотечественники принца Энрике не обладали большим опытом хождения по открытому океану и инстинктивно прижимались поближе к береговой линии, стараясь проскочить мыс с востока. Только в 1434 году капитан Жиль Ианиш рискнул обогнуть его с запада, уйдя далеко в открытый океан; когда корабль вновь взял курс на запад и приблизился к африканскому берету, Канары вместе с их гибельным мысом остались далеко за кормой. Путь для португальцев в тропическую Западную Африку был открыт.

Самый интригующий вопрос, на который четкого однозначного ответа не получено до сих пор: почему в этих экспедициях ни разу не принял участие сам Энрике? Версии выдвигались самые разные, например, та, что принц боялся попасть в руки арабских пиратов, хотя подобное предположение оскорбительно для воина, завоевавшего рыцарские шпоры при штурме Сеуты, да и ни одно из вооруженных португальских судов, посланных на разведку к берегам Африки, ни разу не подвергалось нападению пиратов. Но бытовали и еще более невероятные объяснения, например, ряд авторов считают, что тогдашние законы чести не допускали длительного пребывания особы королевской крови среди простого люда — матросов! Конечно, в вопросах чести принц был исключительно осмотрителен, но провел же он несколько месяцев среди простых солдат и матросов во время похода на ту же Сеуту и ничего, чести своей не уронил.

Так что пока за неимением более убедительного приходится довольствоваться самым очевидным объяснением. Принц просто обладал гипертрофированным чувством ответственности перед страной, его делом было руководить, координировать, анализировать отчеты экспедиций, отделяя в них правду от вымысла, и организовывать новые. И в этом уникальном качестве замены дону Энрике в то время действительно не было. Тогда, значит, он сознательно "закрыл" для себя море, совершив акт поистине рыцарского самоотречения.

Эта ответственность замечательным образом соединялась с недюжинной предпринимательской хваткой. В 1433 году после смерти отца на престол взошел старший брат Энрике — Дуарте. К тому времени важность для экономики и внешней политики Португалии "африканского направления" стала очевидной, и новый король предоставил младшему брату исключительные полномочия. Отныне все корабли, отправлявшиеся в плавание под эгидой инфанта, должны были платить обычную квоту (пятую часть добычи) не в королевскую казну, а непосредственно Энрике. Кроме того, королевским указом принц провозглашался донатарием (то есть полновластным правителем) Мадейры и всех открытых заморских территорий, а также получал монополию на рыбную ловлю в прибрежных районах.

Африка перестала быть для дона Энрике одной лишь романтической мечтой. Другое дело, как принц распорядился свалившимися в его руки огромными средствами: почти все вместе со средствами вверенного под его попечение Ордена Христа (также немалыми) он вкладывал в новые экспедиции, отправляемые к африканским берегам.