Знание-сила, 2005 № 12 (942)

Кайнес отвел взгляд.

— Да ведь ты сам говорил, что мир нейтрален, разве нет? — спросил он.

— Говорил. И мир действительно нейтрален, но мы-то не нейтральны. Мы-то не вписываемся в нейтральность эту. Вот нас в наказание и шарахает по морде, с размаху шарахает, и по самой наглой нашей 1римасе. Мир не любит тех, кто просто живет, и тихо мирно нейтральность эту подтачивает. Он любит тех, кто с фомом и треском восстанавливает эту нейтральность. Хотя и те, и другие по-своему сволочи и благодетели. Да только о первых никто и не знает, знает, но не подозревает, а о вторых песни поют, памятники воздвигают. Хотя на самом-то деле именно первые и делают вашу историю. Все летописи состоят из великих поступков, но ведь между ними годы и годы простой жизни, тихой шлифовки. А ведь не каждому удается вот так с шумом и топотом, с оружием в руках. Многие просто живут себе тихо за кулисами и наблюдают.

— Ну, не хочу я попадать в историю. — Кайнес тихо усмехнулся. — Хочу сидеть у станка и нейтральность твою сверлить. Не хочу дифирамбов там всяких. Я люблю прийти домой, растянуть ножки и пожевать чего-нибудь. Я от этого кайф ловлю, понимаешь?

— Ясно. Да только именно поэтому я тебя и зову. Знаешь, сколько профессоров у меня под ногами шастает. В свои шестьдесят лет меня по имени- отчеству называют. Сколько напористых, хищных и отважных парней я выслушал. Только ненастоящие они. Им бы голод свой утолить. Они же голодные все. А голодные хотят славы, знаний, хотят понять все на свете, почувствовать свое великое предназначение и чтобы им дифирамбы распевали. Не пойдут такие. Мне нужен за спиной не профессионал с парой десятков книг, прочитанных из-под палки, а человек. Человек мне нужен.

— За человека спасибо. Только не поеду я с тобой. Ну, на кой черт тебе я сдался?

— Ты либо стал совсем скромный, либо просто дурак. — Денни в сердцах махнул рукой.

— Так тем более нет. Ну, не обижайся. Не хочу я.

— Хорошо. А представь, как было бы приятно твоей Ланни услышать про тебя по телевизору. Вот он — "покоритель новых горизонтов", "великий странник", а?

— Действительно приятно. Хотя и по-детски как-то, но приятно. Ты, впрочем, тоже дифирамбы мне предлагаешь.

— А у меня выбора нет.

— Неужели для тебя это все так важно?

— Конечно. — Денни смотрел на него пристальными глазами. — Коридор — вещь тонкая. Тут одними приборами не отделаешься. И математика туг не поможет. Ну, просто никак. Здесь нужен человек. Причем не один. Один он никак не справится.

— Замучил ты меня. Налей-ка еще по одной.

Денни наполнил стаканы наполовину. Чокнулись, влили.

— Так как? Поедешь?

— Знаешь что, дай денек на размышления.

— На душевные муки?

— На все. — Кайнес помолчал. — Позвони мне с утра. Или нет, позвони лучше в обед.

— Договорились. Будем считать, что я тебя уговорил.

— Не торопись. Я подумаю. Кстати, сколько он платит?

— По десять тысяч каждому.

— Неплохо.

— Ну, в обшем, ты думай, а я пока покачу к себе.

— Ты что, за рулем?

— Нет.

— Это хорошо.

— Ну, мне пора.

Денни поднялся со стула и вышел из кухни, прикрыв за собою дверь. Кайнес начал убирать со стола. Ваза с вареньем опять прилипла. "А ну его, — подумал Кайнес, — придет Ланни уберет. Кстати, где она ходит-то?" На часах было уже десять почти. Кайнес пошел в зал и включил телевизор. Опять передавали какое-то собрание верных своему народу таких-то. Послышалось, как в туалете спустили воду. В комнату вошел Денни.

— Слушай, где мое пальто? — спросил он, поправляя галстук.

— Вон на вешалке.

Денни не без помощи Кайнеса вдел рукава и завязал шнурки на туфлях.

— Знаешь, — сказал Кайнес,

— я тебя все-таки провожу.

— Не надо. Я на такси доеду Ты лучше сиди и думай, а завтра я тебе позвоню.

— Хорошо.

Они попрощались. Кайнес закрыл дверь и сел на диван перед телевизором.

"Куда он меня втягивает? — подумал он. — Нет, не поеду я с ним. И кому я, спрашивается, Ланни оставлю? Маме? Нет, не Moiy я так с бухты-барахты. Денни-Денни, знаешь же, что такое Коридор для меня! Помнишь ведь, что Войде говорил? Денни — дьявол лысый. Сколько же я его не видел? Пять дет? Шесть? Дай-ка вспомнить. В последний раз мы ходили туда зимой. Да, зимой, этот, третий, как его... Черт! Он еще себе нос отморозил, дурак, в штаны наделал и упал лицом в снег, голову поднять боялся. Где он сейчас, интересно? И откуда ты только взялся? И все же, где Ланни?"

Светало. Во дворе тихо переливалась утренняя синева. Накатывал холод. Деревья после ночной игры застывших танцев вновь обретали краски. Прохлада и тишина. Й лишь тумбочка в углу, скромный пьедестал памятнику человеческой мысли, которая воплотилась в виде самого распространенного средства связи, предвещала и настораживала о приближающемся вторжении в тихие сны Кайнеса.