Знание-сила, 2005 № 12 (942)

Вместе с доступной и относительно недорогой психологической помощью люди получили новый способ повседневного переживания мира.

Классический психоанализ—вполне элитарная форма работы с душой — повлиял прежде всего на "верхние" слои языка культуры, обогатив в основном науку, литературу, кинематограф. "Краткосрочные" психотерапии растиражировали достижения и формулировки больших психологических теорий, что не только сделало популярной психологию как способ обращения человека с собой, но и изменило культурные коды. Метафоры из инвентаря психологии и психотерапии — "бессознательное", "комплексы", "неврозы", "стрессы" и прочие "фаллические символы" — так прочно вошли в состав общего языка, что даже перестали восприниматься как метафоры.

Именно к психологии, обосновавшей психотерапию, обратились во второй половине прошлого века, ища идеологических опор, сексуальная революция и контркультура с их идеалами "естественности", следования своими чувствам, свободы от социальных условностей: психологический язык, казалось, апеллировал к самой сути вещей. Как будто именно этого языка, этого ракурса видения вещей все только и ждали.

Человек, который смотрится в зеркало, чтобы создать свой скульптурный портрет. Скульптура психотерапевтически воздействует на пациента, реконструируя утраченный им образ своего "я".

В основе едва ли не бесконечного многообразия терапевтических подходов, техник и практик ушедшего века — три смысловых комплекса. Они образованы психоанализом, бихевиоризмом и гуманистической психологией. Терапия "психоаналитического" типа предлагает справляться с проблемами через осознание и проработку ранее не осознававшихся душевных содержаний. Терапия "бихевиорального" типа — через коррекцию поведения, выработку конструктивных навыков. Гуманистическая терапия, считающая базовой потребностью человека личностный рост, самораскрытие и самореализацию, учит видеть в проблемах материал и стимул для этого.

На этих трех китах покоится вполне цельный материк, пестрота географии которого не должна вводить в заблуждение. В основе психотерапии как практики в любом ее варианте одна все формирующая идея (можно даже сказать, аксиома): человек — сырой, несовершенный материал, с ним надо "работать". Практические психологи убеждены, что время от времени в их психологической помощи нуждаются не только больные и проблемные, но и "нормальные", "благополучные" люди — это составная часть культуры, душевной гигиены, условие душевного здоровья. Как чистят зубы утром и вечером — периодически надо чистить душу. И для этого есть правильно устроенные "щетки", вложить которые в наши руки может исключительно профессионал.

Всякая психотерапия занимается, по существу, голым человеком на голой земле и под голым небом (именно таков человек поспрадиционных обществ, востребовавших психотерапию). Конечно, психотерапевт принимает во внимание множество частных обстоятельств каждой индивидуальной, неповторимой жизни, бесконечно прорабатывает все это с клиентом, помогая ему добраться до сути происходящего. Но при более пристальном рассмотрении оказывается: предмет заботы психотерапевтов — "человек вообще", человеческое ядро, выделенное внутри разных социальных, культурных, антропологических и т.п. типов и принадлежностей. Частные особенности на то и нужны, что ведут к этому ядру и помогают с ним работать.

Отсюда—лежащее в основе и психоанализа, и бихевиоризма предположение: любые индивидуальные проблемы и трудности содержат более-менее одни и те же общие схемы. Отсюда — и ведущее в психотерапии требование "принятия": принять каждого, любого клиента, каким бы он ни был и кем бы ни хотел стать, в его безусловной, до всяких рассуждений, ценности. Это изначальное и непременное условие всякой терапии, претендующей на успешность.

О. Василий медленно повернулся к аналою и приказал:

— Ну, сказывай грехи.

Мосягин откашлянулся, сделал служебное лицо и осторожно, грудью и головой подавшись к священнику, громким шепотом заговорил. И по мере того как он говорил лицо попа точно каменело под градом больно бьющих, нудных слов мужика.

Был он постоянно голоден, голодала его жена и дети, и скотина; и замутившийся ум его блуждал, как пьяный, не находящий дверей своего дома. В отчаянных потугах что-то построить, что-то создать он распластывался по земле — и все рассыпалось, все валилось, все отвечало ему дикой насмешкой и глумлением.