Мальчик целенаправленно шел к стене, на которой застыл солнечный зайчик. К зайчику из пасмурневшего неба тянулся застывший луч.
— Фотоны не могут стоять на месте, — сказал я непослушными губами. — Я еще могу поверить в ленту Мебиуса, но это, наверное, голограмма. Розыгрыш. Фотон — это частица, не имеющая массы покоя. Луч света всегда движется.
— Итак, — назидательно продолжил Таганцев, откусывая от кубика тростникового сахару, — вы видите, что все несколько шокирующем будет для мировой общественности. Как думаете? А есть вещи и похлеще. А по прогнозам психиатров, в ближайшее десятилетие грядет очередной пик апокалиптических настроений.
Я, с трудом оторвав взгляд от застывшего луча, все-таки нашел силы возмутиться:
— То, что этот... сгусток фотонов застыл тут, разумеется, далеко выходит за рамки традиционных представлений. Но наука — она... шагает. Меня дома будильник будит и дроид летающий кофе приносит. И это еще не повод держать их... не дроидов, конечно, а детей взаперти! Не повод! Я, конечно, несколько шокирован. Да, я определенно поражен. Но это тем более не повод! Это надо показать Академии Наук! Мировой общественности! У нас, между прочим, демократия. В конце концов, и теория относительности тоже есть. И квантовая механика., А вы держите тут, за заборами с электрическим напряжением будущих Энштейнов и Лобачевских... Изверги в погонах! — патетически закончил я.
Таганцев пожал плечами.
— Ну, тогда не посетить ли вам нашу лабораторию?
Когда мы вышли из лабораторного корпуса, уже смеркалось. Таганцев закурил, и я тоже, хотя бросил.
Я не физик, но помню некоторые законы элементарной школьной физики и не лишен элементарного здравого смысла. Я точно знаю, что предметы падают вниз, а не вверх, и я знаю, с какой скоростью движется свет, и что нельзя наблюдать, что сейчас происходит на другой планете в другой солнечной системе — потому что это происходило давно! Это было давно. Потому что свет шел по нескольку тысяч лет. Хотя, быть может, эти их телескопы не на фотоны завязаны. а на тахионы какие-то. И ботинки к потолку взмывают от какой- нибудь невесомости или антиматерии. Я думаю, при разумном подходе почти все можно объяснить.
Правда, еще я когда-то учил и химию. Здесь с объяснениями сложнее. Во всяком случае, я не могу припомнить элемента, стоящего перед водородом. Это просто невозможно. Вы ведь помните строение атома водорода?..
А еще была лаборатория генетического анализа, кружок юных биологов, черт знает что еще. И везде творилась та же самая чертовщина. И лабораторные крысы не дохли в камере, облучаемой такими дозами, что хватило бы на дивизию этих крыс. И, хуже того, в эту же камеру входили дети без костюмов спецзащиты второго уровня, чтобы покормить животину. "Дети верят, что бессмертны, мы просто не стали разуверять их в том, что смерти нет".
А я-то?! Я-то знаю, что крыса должна сдохнуть? Но сила моего убеждения, видите ли, подавляется уверенностью этих... детей.
Черт его знает, почему эти маленькие дьяволята не боялись совать пальцы в розетку и зачем они сделали мне личный квазар и черную личную дыру в какой-то черт знает, где находящейся галактике. У меня есть участок на Луне — так может, еще и эти небесные объекты в частную собственность оформить?
Вы скажете, что все это чушь собачья, и я с вами соглашусь. А они не согласятся. Да, радиации никто не видел, но я знаю, что она убивает. Я фотографии видел, я знаю. А они не знают.
— Вот так оно и есть, — заключил Таганцев, отшвыривая тлеющий окурок.
— Гм, — многозначительно ответил я. Слов не было. Рука все еще хранила ощущение плоского октаэдра.
Солнце садилось, окрашивая небо в лиловые и золотистые тона. А я почему-то в школе всегда рисовал закат розовым и алым. А он еще вот какой бывает — лилово-золотистый.
— А солнце, как вы думаете, вокруг земли крутится или наоборот? — внезапно спросил профессор-полковник.
— Это вы к чему? — не понял я.
— К тому, что надо бы спросить об этом у наших малышей.
— Они что, и солнце могут... того?
— хмыкнул я. Определенно мир начинал рушиться, и мне это не нравилось. Хотя было забавно. Может, так и начинают сходить с ума?
— Ну, вы же уже знакомы с педагогикой Хельмы?
— Частично, — сообщил я. — Книжку дали. Читать буду.
— Так вот, зрение-то у них... незашоренное. Вы вот уверены, что земля
— круглая?
— А что — плоская? — я деланно изумился.
Стайка малышей пронеслась мимо, за ними неслась маленькая тучка, поливая всех розовым сиропом. В воздухе разнесся одуряющий запах малины, и я решил, что не помешает на днях посетить психолога. А лучше — психиатра.
Читать дальше