Знание - сила, 2007 № 04 (958)

Иван Иллич

Печатается с сокращениями. Полный вариант см.:

Индекс/Досье на цензуру. — № 12. — 2000. http://www.index.org.ru/journal/12/illich.html .

Иван ИЛЛИЧ (1926, Вена — 2002, Бремен) — социальный критик. Изучал кристаллографию и гистологию в университете Флоренции, в 1936 — 1946 — теологию и философию в Ватикане. Служил католическим священником в Нью-Йорке. Основал Центр межкультурной коммуникации в Куэрнаваке (Cuernavaca), Мексика, занимавшийся подготовкой американских миссионеров для работы в Латинской Америке (1961 — 1976). В конце 1960-х сложил с себя сан. Начиная с 1980-х много путешествовал, деля время между США, Германией и Мексикой, и преподавал в Пенсильванском университете. В своих многочисленных книгах критиковал различные стороны индустриального общества. Видел опасность в узурпации человеческих ценностей и знания различными специалистами и экспертами. Утверждал, что на смену непосредственному влечению человека к удовлетворению своих немногочисленных и базовых потребностей пришло требование соответствовать установленным образцам потребления. Примеры таких отношений и распределения власти Иллич находил в образовании, медицине, энергопотреблении, гендерной системе.

( http://ru.wikipedia.org) (Прим. ред.)

Сетования на городскую грязь начинают раздаваться еще в античности. Даже по Риму, с его девятью сотнями фонтанов, было опасно ходить. На краю форума под зонтиком сидели мелкие чиновники, в обязанности которых входило разбирательство по жалобам людей, пострадавших от вылитых из окон помоев. Средневековые города чистили свиньи. Сохранились десятки указов, регулирующих право бюргеров содержать свиней и кормить их общественными нечистотами. Вонь кожевенных мастерских служила эмблемой ада. Тем не менее можно точно установить период, когда в городе начали видеть место, которое необходимо дезодорировать постоянной уборкой, — это отношение появляется в раннем Возрождении. Возникшая в это время потребность скрести и отмывать прежде всего имеет в виду устранение не зрительных уродств, а отвратительных запахов. Впервые город, как таковой, начинает восприниматься как дурно пахнущее место. Впервые формулируется утопия города без запахов. И насколько я могу судить, причина этой озабоченности городской вонью — скорее перемены в чувственном восприятии, нежели рост концентрации газов с характерным запахом.

История чувственного восприятия возникла не вчера, но лишь недавно некоторые историки начали обращать внимание на эволюцию обоняния. Первым указал на верховенство осязания, обоняния и слуха в европейской культуре до Нового времени Роберт Мандру в 1961 году. Это сложное и смутное переплетение трех чувств лишь постепенно сменилось тем «просвещенным» господством зрения, которое мы считаем самоочевидным. Припадая к губам возлюбленной, какой-нибудь Ронсар или Рабле наибольшее наслаждение извлекает из их вкуса и запаха. Написать историю запахов — дело крайне трудное, но увлекательное: поскольку запахи не оставляют никаких «объективных» следов, историку остается изучать только их восприятие. В прошлом году Ален Корбен выпустил монографию, впервые излагающую перемены в восприятии запахов в конце «старого режима».

Первые ассенизаторы появились в Европе в 1214 году

Сэр Джон Харрингтон, поэт и изобретатель ватерклозета

Сцена в бане. Миниатюра XV века

Мне традиционный запах города знаком по личному опыту. В течение двадцати лет я много времени проводил в трущобах Рио и Лимы, Карачи и Бенареса. Мне понадобилось много времени, чтобы преодолеть привитое с колыбели отвращение к запаху человеческого дерьма и мочи, который, с легкими национальными вариациями, заставляет все индустриальные города третьего мира пахнуть одинаково. Но то, к чему я в конце концов привык, — лишь слабое веяние по сравнению с густой атмосферой Парижа при Людовике XIV и Людовике XV. Лишь в последний год его царствования было издано распоряжение, сделавшее уборку фекалий из коридоров Версальского дворца еженедельной процедурой. Под окнами Министерства финансов десятилетия подряд забивали свиней, и стена дворца пропиталась кровью на несколько дюймов вглубь. Даже кожевники продолжали работать в черте города — правда, на берегу Сены. Было вполне в порядке вещей справлять нужду под стенами любого жилища или церкви. От неглубоких захоронений на городских кладбищах шел смрад. Эта атмосфера считалась настолько нормальной, что в сохранившихся источниках о ней почти не упоминается.