Знание-сила, 2007 № 09 (963)

Когда же на торжественном собрании радостная заместительница со скульптурой в руках направилась к юбиляру, тот, к ее изумлению, изменился в лице, «глядя на приближающегося к нему кентавра с непреодолимым отвращением», «его буквально отбросило от протянутой к нему статуи, и он поспешно убрал руки за спину».

Простое объяснение состоит в том, что Капица знал о происхождении своего прозвища и поэтому вовсе не обрадовался шутке. Но Рубинин решил, что это не похоже на Капицу — великого озорника, который в своем директорском кабинете устроил выставку карикатур на себя и даже сам заказывал новые. В семье Капицы любили и сочиненный Шальниковым шарж-репортаж с семинара Капицы. Вот его начало:

«Кабинет Капицы. По стенам скучают портреты бывших знаменитостей. В креслах тоскуют оригиналы знаменитостей будущих. Кандидаты в знаменитости приглушенными постными голосами ведут беседы сугубо частного характера.

Часы, которые ходят с резким стуком, напоминая походку дамы в деревянных сандалиях, показывают три минуты восьмого. Мощный топот по лестнице — и в кабинет врывается, застегивая на ходу пуговицу на брюках, Петр Леонидович Капица. Не обращая внимания на присутствующих, он смотрит на астрономические часы и спотыкается о край ковра.

— Эти часы идут вперед, — говорит он. — На моих без полутора минут семь.

Непочтительный Ландау говорит обычным своим игривым тоном, каким он разговаривает с незнакомыми женщинами или делает научные сообщения в отделении физико-математических наук:

— Эти часы почти правильны.

Он смотрит на свои ручные часы и еще более непочтительно добавляет:

— Они неправильны. Они позади на полторы минуты. Они отстают.

Пользуясь правом председателя, Капица зажимает беседу о часах.

— Ну, что у нас сегодня? — обращается он к Стрелкову.

Стрелков нервно оправляет рукава и официальным тоном сообщает:

— Сегодня доклад Николая Евгеньевича. Николай Евгеньевич, Петр Леонидович, приготовил большой обзор последних работ по сверхпроводимости...» и т.д. и т.п.

Как известно, Капица также придумал своему учителю Резерфорду малоизящное прозвище Крокодил и даже поместил художественное изображение рептилии на новом здании своей лаборатории. Учитывая столь непочтительное чувство юмора Капицы, Рубинин предположил, что в эпизоде с медным кентавром Капица не столько обиделся на колючий образ, сколько его покоробило сравнение с Петром Великим: «В этом ему могли почудиться дурной вкус и грубая лесть подчиненных. Может быть, с элементом издевки».

Завершает свою статью Рубинин выдержкой из поминального слова, сказанного Шальниковым:

«Петр Леонидович был необыкновенным человеком, поэтому его поступки и действия не могут и не должны оцениваться обычными мерками. Он никогда и ни с кем не советовался — кроме своего любимого учителя Эрнеста Резерфорда, Алексея Николаевича Крылова, своего тестя, и Анны Алексеевны — жены. Никогда он никого не слушал, всегда поступал так, как решил, видел только им самим поставленную цель и достигал ее, когда окружающие утверждали, что достичь ее невозможно. Когда-то Петр Леонидович прозвал Резерфорда Крокодилом за его упорство в продвижении вперед и только вперед. Самого же Петра Леонидовича можно сравнить по мощи с кентавром, всегда добивающимся своего — победы».

С такой расшифровкой Кентавра был согласен и Павел Евгеньевич Рубинин, три десятилетия помогавший Капице добиваться своего и последние два десятилетия посвятивший его наследию.

Н.А. Шальникова смотрела на те же события иначе и, прочитав пересказанную выше статью Рубинина, высказала свое особое мнение в письме, но... не отправила его. Не захотела огорчать человека, который был ей симпатичен, хотя и некритически, как она считала, воспринимал своего шефа.

Письмо это уцелело, и с разрешения Натальи Александровны, заглянем в него.

Дорогой Павел Евгеньевич!

Мне передали, что Вы интересуетесь моими комментариями к Вашей статье к 90-летию отца. Постараюсь написать, хотя это очень непросто. Люди, о которых мы судим, были «титаны». Уж не мне чета, точно. Но не хочется и неправды о них. И елея — тоже.

Кличка Кентавр была ругательной, «получеловек-полускотина». Я много раз ее слышала еще девочкой и даже не могу сказать, знала ли тогда, кто такой кентавр. «Скотским» отец считал в Капице его отношение к своим сотрудникам. Отец и любил, и ненавидел Капицу. Осуждал его поведение в институте и пытался — безрезультатно — влиять на него. Всю свою душу вкладывая в улучшение работы института, отец хотел от Капицы если не любви, то хотя бы признания и благодарности, «. но что от «скотины» ждать...» Говоря, что Капица советовался лишь с женой и тестем, отец, при всем уважении к ним, был уверен, что и с ним Капице следовало советоваться, — для интересов дела.