Знание-сила, 1997 № 03 (837)

Кемпиньскии считает, что преобладание механизмов торможения, характерное для маньяков, это не только реакция на просыпающееся сексуальное влечение, оно связано с детскими переживаниями. Детство человека такого склада наверняка было лишено тепла, ласки, ему не хватало игрового общения с ровесниками. Чрезмерная строгость порядков в благополучной внешне семье подавляла ребенка, чрезмерно развивая систему самоконтроля. А в период созревания с присущими ему эмоциональными бурями самоконтроль начинает действовать еще интенсивнее.

Не исключены и генетические факторы, органические причины. Правда, о них в связи с психопатиями всегда говорят осторожно. Тем не менее Кемпиньскии отмечает, что у маньяков часто проявляются отдельные симптомы нарушений нервной системы и корреляции с эпилепсией.

Главная беда маньяков, как ее объясняет Кемпиньскии, не столько несформированность эмоциональной сферы, сколько сознательное ее подавление. Они признают исключительно нормативное, рациональное отношение к жизни. Маньяк уверен, что ничего не происходит помимо воли и разума, главное — его воля и его разум. Но по злой иронии судьбы (точнее, его психического недуга) он как раз страдает от проявлений, неподвластных разуму и воле. Чем больше он борется с навязчивыми мыслями, страхами, фобиями, тем они становятся настойчивее. Чем больше он пытается побороть «зло», тем сильнее это зло им овладевает.

Не умея «справиться» с собой, постоянно испытывая страх перед собственными чувствами и настроениями, маньяк всегда хотел бы быть другим.

Разумеется, нет человека, полностью соответствующего собственным ожиданиям, всегда есть расхождение между «я» реальным и идеальным. Эта неудовлетворенность в нормальной дозе служит импульсом к развитию. Человек постоянно стремится сократить расхождение, прилагает усилия к тому, чтобы изменить себя. Однако жить в вечном противостоянии собственной природе, в вечном осуждении себя невозможно. Необходимо хотя бы отчасти себе нравиться. Этого как раз недостает маньяку. Он боится в себе всего спонтанного, той части психики, которая неподвластна его воле, то есть собственной эмоциональной жизни.

По отношению к самому себе маньяк занимает властную позицию. Он стремится быть полным хозяином над собой, все, что не соответствует его планам, противоречит его воле, вызывает его ненависть. Маньяки зачастую тихие деспоты. Однако деспотизм главным образом концентрируется на собственной персоне.

Плотно сжатые губы, гримаса страдания на лице, выражение твердости, а то и жестокости во взгляде — таков портрет маньяка. Голос тихий, но тон, не допускающий возражении, речь чаще всего неискренняя, слащавая, но с призвуком змеиного шипения. Движения угловатые, в них нет мягкости, ласковости, свойственных людям; ощущающим свою эмоциональную связь с окружающим миром.

Маньяки обычно исключительно честные и обязательные люди, но жизнь с ними рядом невыносима. Это жизнь без вкуса и цвета, серая и скучная, под тяжким бременем обязанностей.

Одержимые борьбой со своим внутренним злом, маньяки не могут не видеть, что зло живет и в других людях. И это служит для них утешением: они не хуже всех.

Такие люди, в определенном смысле, карикатура на моральную проблему, существенную для каждого человека,— проблему борьбы добра и зла. Человек нуждается в том, чтобы найти свое место в этом противоборстве, выстроить моральный порядок, как говорит Кемпиньскии. Основывается этот порядок на иерархии ценностей, представляющей компромисс между добром и злом, присущими человеческой природе.

Обычный человек склонен искать и находить оправдание для своих неблаговидных склонностей. Маньяк же — суровый моралист как по отношению к себе, так и к другим людям. Но в борьбе со «своим» злом он уничтожает самого себя и готов разрушить весь мир, если он так греховен.

Любому человеку в какой-то момент может показаться, что окружающее отвратительно. Но это настроение преходяще. Человек соединен с миром множеством эмоциональных связей. У маньяка с ранних лет на этом месте зияет пустота; заполняя ее, он вместо связей, рожденных чувством, завязывает связи, порожденные ощущением обязанности.

По отношению к самому себе маньяк также руководствуется принципом обязанности, которая состоит в борьбе с неподвластным его воле злом. Зло, как мы уже говорили, для маньяка сосредоточено в сексуальной сфере, а именно эта часть жизни требует максимальной мобилизации чувств. Маньяк не в состоянии справиться с этим напором, его позиция «над» не выдерживает такого испытания. Это, говорит Кемпиньскии, как если бы человека из зоны низкого давления внезапно перевели в зону высокого давления. Маньяку же остается только осудить чувство. постараться изгнать его как демона зла. Но усилия, потраченные на то, чтобы рационализировать все без изъятия сферы жизни, обречены.