Знание-сила, 1999 № 07-08

Такого не умел ни один вид. Впрочем, в истории биосферы было еще два подобных случая, и оба привели к глобальному кризису Речь об этом пойдет в дальнейшем. А сейчас скажем еще, что вторая, «симбиотическая» революция дала огромный прирост населения. Ее символом могут быть первейшие спутники человека, неприхотливые «экологические сорняки» – ячмень и коза. Совсем недавно свершилась и третья, «технологическая» революция питания. Появились новые культуры, севооборот, минеральные удобрения Либиха и консервация Пастера, которые возродили истощенную европейскую землю.

Своим процветанием Европа отчасти обязана консервной банке и мешку с удобрениями – таковы два очередных символа. После третьей революции население Земли возросло на пять миллиардов человек.

Гань Бао. "Записки о поисках духов"

Помимо способов добычи «хлеба насущного», необычность экологии человека затрагивает его географию и перемещение в пространстве. Среди млекопитающих есть мигрирующие виды (хищники, копытные, киты), но большинство относятся к «домоседам» и не склонны к перемене мест, включая приматов. Однако род Homo изменил «приматным» привычкам и стал одним из величайших путешественников. В этом ему помогли наземность, удачная конструкция ног, хищничество и крупные размеры тела. Впрочем, не только эти «прозаические» черты толкали его на поиски новых земель. В поведении человека появилось особое качество – мигрантность. Он следует ее стимулам, подобно тому, как птицы весной летят с изобильного юга на северные болота, обрекая себя на хлопоты гнездования – ведь не голод же толкает их. Или лемминги, зайцы, копытные сбиваются в огромные стаи, стада и несутся прочь, порой навстречу гибели. Не появись мигрантность у человека, он, возможно, так и остался бы представителем фауны африканских саванн, как павианы и страусы.

Миграции человека нередко противоречат «здравому» экологическому смыслу. Заселяя Америку, люди прошли тридцать тысяч километров, обогнув Тихоокеанское кольцо примерно за двадцать тысяч лет. Вначале из субтропиков они поднялись в стужу Берингии. а затем спустились до самой Огненной Земли. Причем этот «спуск» сквозь степи и джунгли был не легче: арктические охотники имели в то время гораздо более высокий уровень жизни, чем жители экваториальных лесов. Передвижение по меридианам вынуждало осваивать новые природные зоны. Большую роль здесь сыграли культурные адаптации: костер, убежише, одежда. Однако велик был и вклад биологических приспособлений. Именно из-за них Homo sapiens проявляет такое разнообразие внешности, как, наверное, никакой другой вид на Земле.

Многие приспособления развивались конвергентно, то есть независимо в разных генетических стволах. Поэтому столь отдаленные друг от друга австралийцы, индусы и нилоты одинаково защищаются от избытка тепла и света – длинными конечностями и темной кожей, а на мрачном ледяном севере выживают коренастые и светлокожие лопари, эвены и эскимосы. В экваториальных лесах трудно добыть пищу – и на всех трех континентах «лесные люди» приобрели защитный маленький рост, образовав «пояс пигмеев» Земли. Но по своему происхождению пигмеи бабмути ближе к великанам масаи, малыши яномами – к высоким могиканам, а вьетнамцы – к эскимосам-китобоям. Таким образом, разнообразие человечества проявляется в существовании множества генетических очагов и пестроте адаптивных вариантов внутри каждого из них. Биоразнообразие некогда стало залогом устойчивости нашего вида – он успешно перенес испытания ледникового периода, унесшие добрую половину фауны Земли.

Итак, человек подвижен, а его вид космополитен и многообразен. Поэтому нет смысла искать некие «центры происхождения Человека» и вести споры о великой Прародине человечества, переходя под знамена то моноцентристов, то полицентристов. Наличие «вавиловских центров разнообразия» характерно для географически стабильных сушеств, какими являются, скажем, культурные растения. Но древние люди не были привязаны к своей земле – до той поры, пока не потребовалось ее возделывать. Поэтому их ареалы имели вид не центров, а протяженных областей. Ведь чтобы пройти Евразию за тысячу лет, надо делать всего лишь шестнадцать километров в год. А в их распоряжении были миллионы лет.