Знание-сила, 2001 №12 (894)

Историческая наука в принципе считается общественно-научным знанием о прошлой социальной реальности. Значит, общественные науки в целом занимаются «настоящим». Так сложилось совсем не сразу. Когда-то крупные работы по исторической социологии не были исключением, каковым они стали впоследствии. Причина не только в том, что социология тогда проходила некий этап самоопределения и еще не сделала окончательный выбор. Дело и в некоторых характерных для XIX века обольщениях относительно возможности разработать универсальные или «естественные» законы, пригодные для «всех времен и народов». Эволюционный подход, подразумевающий социальную динамику, тоже ориентирован на поиски законов – развития, перехода от одной общественной системы к другой. Но затем социологи охладели к истории, а если и обращались к ней, то за редким исключением типа М. Вебера или Н. Элиаса делали это столь неумело, что вызывали у историков только раздражение.

То же самое можно наблюдать и в экономической науке: если в работах Адама Смита, Томаса Мальтуса, Карла Маркса и многих других экономистов XVIII – XIX веков исторический анализ был неотъемлемой частью теоретических построений, то в XX веке экономическая теория стала все больше пренебрегать историей. Это справедливо и для других социальных наук: структурно-функциональный анализ в некотором смысле отрезал их от прошлого.

Однако нельзя говорить, что общественные науки занимаются «настоящим»: подавляющая часть информации, с которой они работают, относится к прошлому. Биржевой маклер, оперирующий самой свежей информацией об изменениях валютных курсов, процентных ставок, котировок акций, крайне удивится, если сказать ему, что он занимается изучением прошлого, хотя, по сути, так оно и есть. Он ничем не отличается от экономического историка, анализирующего падение курса акций во время Великой депрессии. И в том, и в другом случаях события уже произошли, они уже находятся в прошлом, и вопрос лишь в том, насколько далеко это прошлое отстоит от настоящего. Историк отличается от маклера не тем, какую информацию он анализирует, а для чего он это делает: чтобы написать статью или купить какие-то ценные бумаги.

Любой политик учитывает действия других политиков, но хорошие политики учитывают и события гораздо более отдаленного прошлого, и опыт великих политиков минувших эпох – Черчилля, Рузвельта, Наполеона, Фридриха Великого, Цезаря. Достаточно вспомнить «Государя» Макиавелли, книгу, которая была написана для настоящего и будущего, но при этом соткана из прошлого и пронизана прошлым.

Но М. Оукшот считает, что в работах Макиавелли нет исторического прошлого. Именно тут определяется граница между настоящим и прошлым: к настоящему относится та часть прошлого, когда общество не было Другим по отношению к настоящему, и поэтому к нему применимы схемы, модели, теории и концепции, созданные для анализа современности. Ясно, что эта граница условна и размыта, но общий принцип остается неизменным.

Неотъемлемая часть истории – конструирование прошлой реальности; такое конструирование общество и принимает в качестве знания. Но есть еще реконструкция прошлой социальной реальности, – попытка воссоздать тот ее образ, который существовал в самой этой реальности, то есть у людей, в ней живших, для кого она была «настоящим».

Такие работы стали популярны лишь в XX веке, с появлением «истории ментальностей» или исторической культурной антропологии. Особенно много подобных исследований посвящено эпохе Средних веков, которые определенно воспринимаются как Другое. В последние годы появилось несколько интересных работ, посвященных древнерусской истории (Данилевского, Юрганова).

В принципе элементы реконструкции прошлого давно присутствуют в исторических работах, но только в последние десятилетия они были окончательно осознаны как определенное направление исторической науки. Раньше борьба с анахронизмами в понятиях и категориях шла не вокруг того, было или нет в рабовладельческом Риме понятие социальной революции, а вокруг того, насколько восстания рабов соответствуют – и не соответствуют – современному понятию революции. Теперь же историки пытаются определить, какие категории и понятия использовались в том или ином обществе, из каких элементов складывалось их знание и, соответственно, как выглядела реальность с точки зрения человека из общества прошлого.