Оксана Кабачек - Врата в бессознательное - Набоков плюс

Рана — ромб — сострадание — вина . Та самая, новгородская, аффективная цепь символов.

И, возможно, не потому Набоков приводит любимую героиню к гибели, что по русской литературной традиции считает пошлым благополучное житье-бытье героев [150], а ведомый родовой трагедией, ее знаком.

(Исключительно ради полноты картины добавим пример связи названия «арлекин» и дефекта кожи, придающего рту человека форму ромба (почти как у пленных новгородцев) и, в то же время, отличающегося ромбическими узорами по телу (как в одежде артистов дель-арте). Это редкое заболевание у детей, называемое «ихтиоз Арлекина»: «На коже образовываются пластины в форме ромба (как на костюме Арлекина), разделенные глубокими трещинами или гребнями. ‹…› Рот ребенка часто растянут, что делает его широко открытым. Дети, рожденные с этим заболеванием кожи, также могут иметь микроцефалию или небольшую голову и изуродованное лицо» [58].)

Связь арлекина и страдания.

Дополнительные носители черного ромбасвязаны с английским языком, поэтому находятся в тени в русскоязычном стихотворении To Vera: драгоценные камни («diamond» по-английски как ромб, так и бриллиант) [90]; сшитое из лоскутков разноцветное одеяло (по-английски «quilt» — отсюда фамилия Куильти [90]. Они тоже несут смысловую нагрузку: черный бриллиант — сгусток боли, скорби, отчаяния: драгоценный камень при обработке точат, режут. (Новгородцы, таким образом, — драгоценные люди.) Куилти, как хорошо видно по набоковскому сценарию фильма «Лолита», — преследующий главного героя морок, двойник-пересмешник, лощеный пошляк, наглый вор, укравший Лолиту, зловещая — черная тень героя, скрывшаяся под иноязычным одеялом.

И они тоже (как бабочки и витражи) попали из недр бездонной памяти в логическую машину бессознательного, работающую с образами денно и нощно, безостановочно и упорно решающую не свою — родовую задачу: как трагическую невстречу (частый символ у Набокова [16;152]), превратить, наконец, во встречу. Воистину «удивительна в ней мудрость ее избирательности, предвещающей видение реальности через многие годы» [161]!

По Н. С. Степановой, мотивами (символами, археипами) творчества Набокова были не только бабочки, зеркала, витражи, двойники, но и — среди многих других — собаки, дороги, странствия, смерть, дом, верность и т. д. [135].

О, это не последние подспудные и такие нужные влияния — вливания новых смыслов в котел бессознательного! Как только проказник-арлекин появился в этих благословенных недрах (благодаря витражам = венецианским окнам), он сразу, по ассоциации, притянул к себе стайку других «арлекинов», уже без явных черных ромбов (разнородная компания эта приведена в «Историческом словаре галлицизмов русского языка» Н. И. Епишкина [41]). Тут нас встречают знакомцы по фабульному слою затекста: 1) «собаки, имеющие один глаз темный, другой же сывороточный или белесый, и когда на них шерсть по белому или серому бывает с мраморными, черноватыми пежинами» и 2) «объедки вареной говядины» [41]).

Понятно теперь, как могло выглядеть это бессовестное «животное» (второе Я автора, благодаря арлекинству), и что конкретно псу бросали кухарки — не требуху, как мы расшифровали, но арлекин — объедки говядины. (Цвета совпадают с синэстетическими набоковскими графемами-фонемами!)

Всё сошлось. Значения цветов у синэстетика Набокова константы. Черный цвет в его рассказах, по И. Е. Карпович [69], объединяет близких автору героев, а также выступает в традиционной функции, как знак зла, беды, насилия, сопутствуя героям, являющимся олицетворением этих качеств. Появляется в сценах, рисующих гибель, ассоциируется с муками. В аналогичной функции выступает и жёлтый цвет — как предостережение, знак грядущей беды. Синий цвет — атрибут пейзажа России, появляется на тех страницах рассказов, где герои, находясь в изгнании, вспоминают о родине. Увековечивает прошлое, дает указание на ассоциативную связь покинутой родины с гармонией, духовным началом [69]; цвет потусторонности [91;144].

Да ведь и сам псевдоним Сирин — с очень ярким, свето-синим «с», золотистым «и», дрожаще-черным «р» и желтым «н» [39;31]!

И еще о значении цветов в произведениях Набокова. Про главного героя последнего романа Набокова Б. Бойд пишет: «Возможно, что все эти шутовские огрехи созданы намеренно, что это заплаты на арлекинском „я“ Вадима. ‹…› А может быть, „Смотри на арлекинов!“ вовсе не является сосредоточенной на авторе автопародией — хотя именно эту мысль с самого начала пытается внушить нам роман ‹…› он также являет собой своего рода перевертыш книги „Память, говори“, единственного сочинения Набокова, построенного непосредственно на обстоятельствах его жизни» [18;748–749], точнее, «обращает позитивы „Память, говори“ в негативы» [18;759].