Альфред Барков - Прогулки с Евгением Онегиным

Это можно было бы считать беспрецедентным фактом, не будь «Гамлета» и «Короля Лира», где рассказчикам удалось исказить в сознании читателя сюжет сказа именно благодаря внушению превратного восприятия элементов фабулы – вплоть до искажения биографических данных персонажей. Кстати, интересный нюанс: лейтмотивом сказа Брэдли Пирсона в романе Мэрдок проходит «эдипов комплекс» Гамлета, да и сам рассказчик явно отождествляет себя с этим шекспировским героем. С учетом психологических доминант Брэдли Пирсона, в которых оказалось поразительно много общего с позицией рассказчика «Гамлета», возникает вопрос: уж не включила ли писательница в метасюжет своей мениппеи сигнал о том, что содержание этой драмы Шекспира ею разгадано? В таком случае она шла по стопам Пушкина, который не только разгадал эту структуру, но и по крайней мере дважды повторил ее – в «Борисе Годунове» и «Повестях Белкина».

Поясню на примерах. Эстетическое значение шахмат заключается исключительно в такой «игре ума», которая проявляется в виде композиционных приемов. Если взять любой научный трактат из такой «чистой» науки, как математика, то, несмотря на полное отсутствие «повествователя» и элементов художественности, такой труд может представлять собой эстетический объект. Как в шахматах, так и в математике, «игра ума» психологически воспринимается как образ автора композиции, при этом характер эстетического восприятия ничем не отличается от того, какое возникает при чтении художественного произведения (поскольку во всех этих случаях мозг человека работает в одинаковом режиме: эстетической оценки поступающей информации с получением конечного продукта в виде образа. С точки зрения психологии восприятия, мозгу абсолютно все равно, что является источником возникновения образа – вид горы или букета, художественный текст или хитроумный замысел Гарри Каспарова).

Это в принципе можно объяснить так: весь материальный текст – это, фактически, набор элементов его фабул; но как таковой он совокупного смысла не имеет. Появление образов связано с привнесением композиционным путем в элементы фабулы дополнительной этической составляющей. Поскольку композиция возникает не непосредственно из знаков текста, а из особенностей их сочетания, из привносимых извне контекстов (в широком смысле – из колоссальной по своему объему сферы культуры), то общий объем информационной системы повышается за счет интеллектуальной, а не текстовой составляющей.

Мейлах Б. С. Творчество А. С. Пушкина. Развитие художественной системы. М. «Просвещение», 1984, с. 41.

Для разбора поэмы «Медный всадник» как очередной пушкинской мениппеи необходим особый «ключ». Оказалось, что таким «ключом» (внешним контекстом) служат в совокупности метасюжеты «Евгения Онегина» и «Домика в Коломне», поэтому возвратимся к этому вопросу в конце исследования.

Лотман, Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., «Просвещение», 1980, с. 18.

Ганичев, П.П. Воинские звания. М., Изд. ДОСААФ, 1989, с. 106.

«К широкому насаждению военных поселений было приступлено в 1815 г.» – Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон. Биографии, т. 1. М., «Советская энциклопедия», 1991, с. 402.

В частности, Б. С. Мейлах утверждал, что «до сих пор ведутся в литературоведении споры, каким именно произведением поэта обозначен переход к реализму, – начатым в 1823 году «Евгением Онегиным» или «Борисом Годуновым», к работе над которым он приступил в конце 1824 года» (Мейлах, Б. С. Творчество А. С. Пушкина. Развитие художественной системы. М., «Просвещение», 1984, с. 31). Однако «переход» Пушкина от романтизма к реализму – не более чем миф, основанный на досадном недоразумении. В то время термин «реализм» еще не обрел права гражданства, и Пушкин, неоднократно давая характеристику своего видения русского романтизма, фактически утверждал то, чему позже было дано название «реализм». Насколько можно понять, именно эти два упомянутые Б. С. Мейлахом произведения положены в основу концепции «отхода». Но проявляющаяся в «Евгении Онегине» пушкинская интенция направлена в защиту романтизма; что же касается «Бориса Годунова», то Пушкин сам характеризовал эту драму как «романтическую».

Мейлах Б. С. Творчество А. С. Пушкина. Развитие художественной системы. М. «Просвещение», 1984, с. 83.