Вот почему тип дистопии, к которому принадлежит «День опричника», логично определять как «ироническую дистопию» 1105 или, точнее, метадистопию.
И все же металитературное произведение Сорокина с его прямолинейной риторикой апологии репрессий, дистопическими пророчествами и недвусмысленной политической позицией сбило с толку многих комментаторов, увидевших в «Дне опричника» изображение текущей политической обстановки и проигнорировавших промежуточный дискурсивный уровень. Некоторые рецензии на «Опричника» 1106 грешат буквальным политизированным прочтением метадискурсивного текста как легко узнаваемой сатиры на путинский режимі 107, «галереи путинизма» 1108 или «путинистской дистопии» 1109. Авторы таких рецензий или закрывают глаза на теоретическую предысторию московского концептуализма, или поспешно стараются избавиться от сложности художественного образа, приписывая литературному произведению незамысловатость зарисовки с натуры 1110. У исследователей творчества Сорокина попытки усмотреть в повести исключительно политический акт, называя ее «политическим памфлетом» 1111 или «атакой» 1112, получили диаметрально противоположные оценки 1113. Хотя в литературоведении предпочтение традиционно отдается lectio difficilior, более сложной трактовке, буквальную политическую интерпретацию тем не менее следует рассматривать как весьма симптоматичную. Возвращение к «моцартовской простоте», которую мы уже видели в «Очереди», но на этот раз в монологе преступника, дало повод к слишком поверхностным толкованиям этого третьего безусловно выдающегося произведения Сорокина.
В «Дне опричника» Сорокин если не закладывает в текст возможность двойного прочтения, то по крайней мере предполагает eel 114. Трактовка, в которой предметом референции выступает не дискурс, а реальность, по-своему оправданна. Возможность политической интерпретации — еще один шаг Сорокина «к массам» после обращения к популярной культуре в «Голубом сале» и заигрывания с эзотерикой в «Ледяной трилогии». Поэтому у исследователей возникал еще один соблазн — в очередной раз делать далеко идущие выводы о «новом Сорокине», приписывая ему своего рода политический «реализм» в духе «„отображения действительности“ в мейнстримной литературе» 1115.
Сам Сорокин в заявлениях о (не)принадлежности его произведения концептуалистской традиции снова противоречив. То и дело всплывающие противоречия касаются злободневности и сатирической направленности «Дня опричника». В 2006 году Сорокин сказал в интервью Марине Сурановой: «Москва за последние 10 лет стала цитаделью „новых опричников"» 1116. В разговорах с западными журналистами писатель особенно склонен подчеркивать политический подтекст: «Конечно, это книга о современности. Которую описать можно, к сожалению, только средствами сатиры» 1117. Однако в том же интервью журналу Der Spiegel Сорокин отказывается называть «День опричника» сатирой на Путина 1118. Во многих других беседах, например с Александром Вознесенским, Сорокин не устает подчеркивать, что его повесть «не сатира»: «Не надо смешивать литературу и жизнь» 1119.
То же самое касается вопроса о наличии или отсутствии преемственности между ранними произведениями Сорокина, «Ледяной трилогией» и «Днем опричника». Сорокин настаивает, что между его текстами существует преемственность, основанная на концептуалистском методе письма — обращении к «чужим» дискурсам. Отвечая Дмитрию Бавильскому, Сорокин называет путь, проделанный им после написания «Трилогии» в процессе работы над «Днем опричника», «возвращением» к своим ранним произведениям, «к авторскому свободному языку» 1120. Оценка Бавильским «Трилогии» как «тупикового пути» традиционного нарратива1121 не менее красноречива, чем его же мнение о «Дне опричника» как «типичном для Сорокина языковом „трипе", создании самодостаточной, автономной языковой реальности»! 122, что применимо и ко многим ранним сорокинским текстам.
Так можно ли в связи с написанной в 2006 году повестью «День опричника» задать тот же вопрос о «новом Сорокине», который Игорь Смирнов в 2004 году задал в ходе дискуссии вокруг «Льда» и «Пути Бро»?1123 Возможно, ответ уже содержится во втором из двух вариантов, которыми Ольга Богданова отреагировала на вопрос Смирнова: «Новый Сорокин или новый концептуальный проект Сорокина?» 1124. После «Голубого сала» Игорь Смирнов усмотрел в эволюции Сорокина отказ от уже сделанного 1125, но это неверный вывод. Путь Сорокина — это путь противоположных, но не противоречащих друг другу отрицаний: «<...> заявляя об отходе от концептуализма, [Сорокин] только продолжил ранее начатую игру <...>» 1126.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу