Дирк Уффельманн - Дискурсы Владимира Сорокина

Россия забеременела Украиной. Желто-голубой сперматозоид Майдана <...> сделал свое мужское дело. <...> В исполинском теле России зашевелилась новая жизнь: свободная Украина. Власть имущих охватил ужас, либералов — зависть, националистов — ненависть689.

Ответную агрессию России Сорокин рисует и с помощью типичных для него физиологических образов690: «Как известно, у беременных иногда просыпается волчий аппетит на сырое мясо. И гляди-ка, взяла и откусила кусок от живого организма — Крым». Лишь в заключительной части эссе телесным метафорам дается конкретное политическое истолкование: «Неизбежно предстоят роды. <...> Младенец получит красивое имя: Расставание С Империей».

Как явствует из наводящих вопросов журналистов Der Spiegel и того факта, что в 2014 году эссе Сорокина было одновременно переведено Керстин Хольм для Frankfurter Allgemeine Zeitung и Джейми Гэмбрелл для The New York Review of Books, западные СМИ отчасти спровоцировали или даже повлияли на новую гражданскую позицию Сорокина. К тому же западные публицисты порой стремятся увидеть в Сорокине-художнике политического пророка691, хотя сам он неоднократно, в том числе в 2000-е годы, высказывался против представлений о воспитательной функции литературы692. Упрощенное восприятие творчества Сорокина, нечуткое к его художественной (и авангардной) стороне, с 2006 года возобладало в массовом сознании как в России, так и за ее пределами.

И в творческой эволюции Сорокина, бесспорно, присутствует один очевидный фактор, послуживший предлогом для подобных упрощенных трактовок: постепенное движение от пристального интереса к прошлому — советской эпохе и соцреализму (1980-е годы) — к общим чертам тоталитарных режимов в Германии и СССР (1990), а затем к новым темам, относящимся к ближайшему будущему (2020-2060-е годы), но при этом заимствующим многие черты из прошлого. Первое крупное произведение, написанное Сорокиным в постсоветский период, «Голубое сало», которому посвящена следующая глава, отчасти связано с наследием тоталитарных режимов, но вместе с тем обращено к фантастическому будущему — 2068 году.

В 2068 году в Сибири «биофилолог» пишет четырнадцать интимных посланий любовнику-гею о загадочном веществе, вырабатывающемся в клонах русских писателей-классиков693. В 1954 году в резиденции Гитлера на Оберзальцбурге Сталин берет верх над Гитлером и через глаз вводит полужидкую субстанцию себе в мозг, разрастающийся до объемов вселенной694. Так начинается и кончается бестселлер Сорокина, написанный в 1999 году. Какая связь возможна между столь разноплановыми сюжетами? Ответ — в названии романа, в «голубом сале» — веществе, выработанном клонами русских писателей в 2068 году и перенесенном в альтернативную историческую реальность 1954 года, где по-прежнему живы Гитлер и Сталин.

Фантастический роман, написанный Сорокиным в 1999 году, распадается на два разнонаправленных временных вектора695: один устремлен в будущее, в 2068 год, другой — в прошлое, в 1954-й. Учитывая конфликт между «футуристической» поэтикой связующей и обрамляющей сюжетной линии и разнообразными «пассеисткими» эпизодами, вставленными в основную фабулу, «Голубое сало» вполне можно рассматривать как буквальную иллюстрацию заявления, неоднократно повторенного затем Сорокиным в ряде интервью: «Я много раз говорил: мы живем между прошлым и будущим»696.

Это справедливо не только в отношении двух временных плоскостей, представленных в романе, но и в отношении накладывающихся друг на друга поэтологических парадигм всего творчества Сорокина697. «Голубое сало» — своего рода «стык» творчества писателя698, его «переломный момент»699: «Начиная с „Голубого сала“, Владимир Сорокин перековывает себя»700. «Голубое сало», время написания которого почти совпало с радикальным поворотом в политической обстановке постсоветской России, с переходом от непоследовательного ельцинского либерализма к путинскому неоавторитаризму, делит, по мнению многих специалистов по Сорокину701, его творчество (как и эту книгу) на две половины.

В «Голубом сале» отчетливо прослеживаются две пересекающиеся поэтологические тенденции. С одной стороны, роман продолжает тему советского прошлого, к которой Сорокин обращался с 1980-х годов, и взаимосвязей тоталитарных режимов в Германии и СССР, о которой он писал в 1990-е (см. шестую главу). С другой — в «квазиавантюрном сюжете»702 обыгрываются жанры научной фантастики и популярного фэнтези, как уже было в «Сердцах четырех», в которых Дэвид Гиллеспи усматривал «пародию на детективные триллеры, наводнившие российский рынок в 1990-е годы»703.