Дирк Уффельманн - Дискурсы Владимира Сорокина

Дойдя до этого последнего завихрения псевдоисторической фантазии, мы внезапно возвращаемся в 2068 год, к рамочному сюжету. Здесь престарелый Сталин просыпается в роли лакея некоего юноши ST, получающего письма от хорошо знакомого читателю биофилолога Бориса Глогера. Заканчивается роман буквальной реализацией гегелевской дурной бесконечности — повторением письма Глогера от 2 января 2068 года, с которого и начался роман743.

Помимо фигуры Сталина и традиционного жанра эпистолярного романа744, мало что в рамочном повествовании напоминает о концептуалистском пассеизме более ранних произведений Сорокина. Рамочный сюжет скорее обладает типичными характеристиками научной фантастики, изобилуя иностранными словами (в основном германизмами, англицизмами и кальками с китайского) и вымышленными техническими терминами: Здесь же нет даже сенсор-радио. Verbotten: весь медиальный плюс-гемайн. Вся аппаратура на сверхпроводниках третьего поколения. Которые? Да. Не оставляют S-трэшей в магнитных полях745. Большая часть вымышленной терминологии относится к фантастической науке «биофилологии». Эта дисциплина исследует клонов, которые, генерируя тексты, вырабатывают голубое сало. О клоне Ахматова-2 мы узнаем следующее: Инкубирована в ГЕНРОСМОБе. Первая попытка — 51% соответствия, вторая — 88%. <...> М-баланс 28. Поведение беспокойное, автоматизм, PSY-GRO, яндяньфын746.

Не спасает и краткий словарь терминов, употребляемых в романе747. Данные в нем причудливые определения способны даже еще больше запутать читателя: «Спросить в LOB — совершить акт dis-вопроса, способный нарушить М-баланс»748. Мало что проясняет и техническая (псевдо)инструкция по использованию голубого сала, приведенная в конце романа749.

«Биофилологические» термины усиливают ощущение макаронизации языка, которая ставит перед переводчиком трудные задачи в плане «передачи путаного и какофонического характера оригинала»750. «Голубое сало» начинается так:

2 января.

Привет, mon petit.

Тяжелый мальчик мой, нежная сволочь, божественный и мерзкий топ-директ. Вспоминать тебя — адское дело, рипс лаовай, это тяжело в прямом смысле слова. И опасно: для снов, для L-гармонии, для протоплазмы, для скандхи, для моего V-2751.

Главную трудность для среднестатистического русского читателя составляет хаотичное использование Сорокиным китаизмов. В реальности XXI века, изображенной в романе752, китайский язык так широко распространен, что некоторые эпистолярные фрагменты «Голубого сала» читать практически невозможно. В этом плане текст радикально отличается от более поздних романов Сорокина «День опричника» (2006) и «Сахарный Кремль» (2008; о них подробнее в девятой главе) или от фильма Александра Зельдовича «Мишень» (2010) по сценарию Сорокина, где китайские лексемы встречаются лишь изредка. Китайскими словами пересыпаны еще два коротких текста Сорокина — «Ю» и «СопсгеШые», вошедшие в сборник «Пир» (2000). В «Ю» китайский язык создает колорит и важен для понимания сути, а в «ConcretHbix» он скорее затемняет смысл753. В «Голубом сале» китайские лексемы усугубляют ощущение хаоса и невозможности разобраться в происходящем754.

Так как русская брань («русмат»755) запрещена в нарисованном в романе обществе 2068 года, некоторые «русские» фразы полностью состоят из китайских слов, употребляемых как ругательства (в сочетании с загадочным словом «рипс»): «Бэйбиди сяотоу, кэйчиди лянмяньпай, чоуди сяочжу, кэбиди хуайдань, рипс нимадатабень!»756. Китайские названия даже используются для совершения вполне буквального лингвистического насилия, напоминающего рассказ Франца Кафки «В исправительной колонии» (In der Strafkolonie, 1919): «<...> я тебя выверну наизнанку и на каждом твоем внутреннем органе черной японской тушью напишу по-русски его китайское название. / Думай, рипс хушо бадао»757.

И «Голубое сало»758, и «ConcretHbie»759 снабжены китайскими глоссариями. Заглядывая в словарь, читатели вынуждены листать книгу, что затрудняет или по крайней мере замедляет понимание. Через некоторое время большинство читателей перестанет заглядывать в конец книги, потому что словарь мало что дает с точки зрения смысла. Это побудило Максима Марусенкова опрометчиво сравнить вкрапленные в текст элементы китайского языка с основанной на фонетических принципах заумью760. Сильвия Зассе ошибочно предполагает, что в «ConcretHbix» мы имеем дело с «вымышленным китайским», но справедливо указывает на бесполезность глоссариев761. Таким образом, ключевая функция китайского языка в «Голубом сале» и «ConcretHbix» заключается именно в его непонятности и коммуникативной дисфункции.