Фёдор Кулешов - Антон Павлович Чехов

Наблюдения Чехова привели его к убеждению, что гиля-

ки — «прекрасный и бодрый народ», «не воинственный, не любящий ссор и драк и мирно уживающийся со своими соседями» (Х, 140). Но гиляков развращает местная царская администрация. Чиновники и купцы за бесценок забирают у гиляков дорогие лисьи и собольи шкурки, а в гиляцких юртах появилась русская водка. Чехова в особенности возмутило то, что гиляков стали нанимать в тюремные надзиратели, что их понуждали принимать участие в поимке беглых каторжан и ссыльных, выплачивая им небольшое денежное вознаграждение за каждого убитого или пойманного беглого. Все это способно было «в конец развратить гиляков», толкало их на путь преступления, насилия и убийств. Попытку «обрусить» сахалинских гиляков Чехов признал ненужной и вредной затеей, предпринятой не в меру ретивым начальством острова.

Приехав в сентябре на юг Сахалина, Чехов, одновременно с изучением положения каторжан, подробно обследовал быт тамошнего коренного населения айнов, собрал ценные этнографические данные об этом народе. В исторической судьбе айнов писатель нашел немало общего с гиляками. О нравах и характера айнов Чехов отозвался «с самой хорошей стороны», находя, что айны — «народ кроткий, скромный, добродушный, доверчивый, сообщительный, вежливый, уважающий собственность, на охоте смелый...» Они, как и гиляки, правдивы и «не терпят обманов»: «Бескорыстие, откровенность, вера в дружбу и щедрость составляют их обычные качества» (X, 185)* Восторгаясь прекрасными душевными свойствами айнов, Чехов отметил присущее им свободолюбие, отрицание ими насилий, произвола и войн как средства решения возникших споров: «Всякое насилие, — свидетельствует Чехов. — возбуждает в них отвращение и ужас» (X, 186).

Тем острее переживал Чехов чувства горечи и возмущения предельно грубым, деспотическим обращением местных властей с айнами, лишенными всяких прав и живущими в отчаянной бедности, без сколько-нибудь сносных условий существования, без культуры и разумно поставленного медицинского обслуживания.

«В настоящее время, — рассказывает Чехов, — айн, обыкновенно без шапки, босой и в портах, подсученных выше колен, встречаясь с вами по дороге, делает вам реверанс и при этом взглядывает ласково, но грустно и болезненно, как неудачник, и как будто хочет извиниться, что борода у него выросла большая, а он все еще не сделал себе карьеры» (X, 183). Глубокое сожаление слышится в словах писателя о том, что безвыходное положение, в котором очутились айны, приводит этот народ к тому, что он постепенно вымирает, исчезает «почти на наших глазах» (X, 181).

Какой бы населенный пункт ни посетил Чехов, он всюду наблюдал проявление бессердечия, жестокости и наглости сахалинских чиновников, среди которых можно было встретить едва ли «одного честного человека на 99 воров, оскверняющих русское имя» (XV, 130). Тот дикий произвол чиновничье-поли-цейских властей, который всегда царил в самодержавной России, здесь, на самой далекой окраине русской земли, свирепствовал в особенно грубой, отвратительной, обнаженной форме.

С огромным запасом самых разнородных впечатлений, вынесенных от посещения «каторжного острова, с большим количеством документального материала, добытого на Сахалине, в середине октября 1890 года Чехов покинул остров и отправился в обратный путь. Обо всем, что он узнал на каторге и что он там видел, Чехов подробно рассказал потом в большой очерковой книге «Остров Сахалин» (1891 —1894), получившей в свое время широкое признание и высокую оценку демократической русской общественности и до сих пор не потерявшей для нас значительной научно-познавательной, воспитательной и художественной ценности. Сахалинские впечатления Чехова в той или иной мере отразились также в его рассказах «Бабы», «В ссылке», «Убийство», в очерке «Из Сибири» и отчасти в рассказе «Гусев», относящихся к первой половине девяностых годов.

Из поездки по Сибири и на Сахалин, которая была ярким и мужественным патриотическим подвигом писателя-гуманиста, Чехов вернулся сильно возмужавшим, нравственно окрепшим и

возбужденным. Он был окрылен новыми творческими замыслами, полон веры в жизнь, в силу и мощь народа. Теперешнее, как бы обновленное путешествием, душевное состояние писателя могло бы быть выражено словами его героя Лихарева из рассказа «На пути», который сказал о себе: «Когда, шатаясь по Руси, я понюхал русскую жизнь, я обратился в горячего поклонника этой жизни. Я любил русский народ до страдания, любил и веровал в его бога, в язык, творчество» (V, 271). Чем глубже было недовольство Чехова действиями и политикой правительства, тем решительнее его протест против равнодушия общества к судьбам страны и народа.