Опираясь на всю эту путаницу представлений и рассуждений, А. Никитин делает поразительное предположение (вернее — утверждение), что не дошедшее до нас произведение Бояна во славу сыновей Святослава Ярославича легло в основу «Слова о полку Игореве»: «Произведение Бояна как нельзя лучше подходило для целей автора „Слова…“. Его герои были тоже Святославичами, к тому же еще и родственниками — дедами — героев „Слова…“. Те и другие были связаны с половцами крепкими союзными и родственными узами, оба — Роман и Игорь — потерпели от них поражение. Поход, бой и поражение были канвой сюжетов обеих поэм. Даже возвращение из плена: ведь Олег Святославич бежал из Царьграда в 1083 году и вновь появился в Тьмуторокане! Это к нему относили „припевку Бояна“, переделанную автором „Слова…“ для Игоря: „Тяжко ти голове кроме плечю, зло ти телу кроме головы“. Но главное, что сыграло решающую роль в выборе, благодаря чему заурядная пограничная вылазка Игоря, окончившаяся к тому же поражением (читатель, оцените это «к тому же». — Д. Л.), оказалась сюжетом не только поэмы, но и достаточно обширных летописных рассказов, главным были солнечные затмения, предшествовавшие началу обоих походов. (Вот оно что — следовательно, и летописные рассказы XII в. о походе Игоря также сочинены лишь только поэтому! — Д. Л.). Одно из них произошло 1 июля 1079 года, благодаря чему мы знаем время выступления Романа, убитого 2 августа 1079 года, другое — 1 мая 1185 года, что подтверждает летописную дату похода Игоря Северского» (7, 183) [4] О том, что представляло собой солнечное затмение 1079 г., не зафиксированное русскими летописями, см. на с. 205 наст. изд.
.
И вот апофеоз гипотезы А. Никитина! Оказывается, в основе обеих поэм — и той, принадлежащей Бояну, которая послужила основой «Слову», и той, что на основе поэмы Бояна, т. е. «Слова о полку Игореве», — лежит воспевание героизма. Героизма и только. Но при этом какого? «Согласно представлениям той эпохи (откуда это А. Никитин знает? — Д. Л.) героизм обоих князей (героя Бояна — Романа, и героя «Слова о полку Игореве» — Игоря. — Д. Л.) заключался отнюдь не в опрометчивом выступлении с малыми силами против превосходящего по численности врага…, не в личной даже доблести, но в вызывающем пренебрежении небесным знамением, недвусмысленно предрекавшим предпринятые походы на неудачу» (Разрядка моя. — Д. С.) (7, 183). Вот во что превращено идейное содержание «Слова» да и творчество Бояна, послужившее образцом для автора «Слова» тоже!
Нет уж! Если бы довелось мне выбирать между всеми скептиками на свете и А. Никитиным, я бы предпочел всех скептиков одному Никитину! Так уничтожить «Слово» никто еще не пытался! Скептики, хоть и переносили «Слово» в позднейшие эпохи, но по крайней мере не разрушали его текста и в какой-то мере сохраняли героический дух поэмы, не покрывая героизма его героя никакими солнечными затмениями.
Чтобы сгладить впечатление от своих «разоблачений» «Слова», А. Никитин заключает свою статью изъявлением восторгов перед «Словом» и уверениями читателей, что теперь скептики уже окончательно изничтожены и в «Слове» все ясно; раскрыто и взаимоотношение «Слова» с «Задонщиной», которая пользовалась отдельно от «Слова» произведением Бояна.
В конце третьего очерка А. Никитин изображает фрагментарность «Слова» почти как его достоинство, приводя аналогии из области крымского ландшафта. Но природный ландшафт — бессознательное явление природы, и его нельзя сравнивать с творением человека… Прочтите, например, описание природы восточного Крыма в конце третьего очерка. А. Никитин описывает, как из-под позднейших наслоений чернозема поднимаются более древние известняковые холмы. «Не так ли, — пишет А. Никитин, — произошло и со стихами Бояна, хранившимися в тексте „Слова“, чтобы, поднявшись из его глубин, прорвав пласты незнания, предвзятости, быть однажды замеченными не в чистоте первозданности, а в заплатах поправок, изъянах толкований и пестрых пятнах догадок!» (7, 207). Вдумаемся в смысл этого сравнения. Стихи Бояна (кто, спросим, окончательно доказал, что в «Слове» есть стихи вообще?) «прорвались», и через что? Через наслоения авторов XII в.? Допустим. Но тогда причем слова о «предвзятости», «заплатах, поправках, изъянах толкований»? Тут явная логическая путаница — смешение открытого будто бы А. Никитиным слоя XII в. и восприятия этого слоя исследователями XIX и XX вв. Но исследователи просто не видели этого слоя, а воспринимали «Слово» в его художественной цельности. Не могу увидеть и я. Слои в «Слове», размывы текста, его разрушения и непоследовательности создает именно сам А. Никитин. По его воле мы должны копаться в «Слове», неясно представляя себе и «покрытые» «красными брызгами лишайников известняковые холмы» над стихами Бояна, и сами эти стихи. Что же нам читать в «Слове», непредвзятым его читателям? Где точно границы этих особенно ценимых А. Никитиным мертвых известняковых холмов среди малоценных цветущих трав? Единство памятника разрушено, монолитного текста нет, и только потому, что «непредвзятый» автор этих разрушений — А. Никитин просто не понял художественной системы средневековой Руси, объявил ее несуществующей.
Читать дальше