Дмитрий Лихачев - Против дилетантизма в изучении «Слова о полку Игореве»

Многословность и непроясненность концепции А. Никитина возникает не только из-за избранного им научно-автобиографически-детективного жанра, но и из-за привлечения к очеркам посторонних, не идущих к делу проблем.

Ну вот, в частности, такой вопрос: почему в первом из очерков такое внимание уделяется мусин-пушкинскому изданию «Русской Правды» 1792 г.? А. Никитин пишет: «Можно было бы взять для сравнения печатного текста («Слова о полку Игореве». — Д. Л.) с оригиналом „Духовную…“, или, как ее теперь именуют, „Поучение“ (Владимира Мономаха. — Д. Л.). Но с „Поучением“ противники графа (А. И. Мусин-Пушкина. — Д. Л.) почему-то молчали…» (5, 199). Вот именно — «почему-то»)! А. Никитин не заметил, что издание «Поучения» было уже подробно и тщательно сравнено с изданием «Слова» по всем статьям и благодаря этому выявлены многочисленные сходные приемы издания, позволившие объяснить многие особенности печатного текста «Слова» 1800 г. Мое подробное исследование на этот счет дважды печаталось, а в монографии Л. А. Дмитриева о первом издании «Слова», которую А. Никитин называет «великолепною» (5, 199), прямо говорится, что он (Л. А. Дмитриев) сам не производит сличения именно этих двух изданий А. И. Мусина-Пушкина, так как это уже сделано мною. [2] См.: Дмитриев Л. А. История первого издания «Слова о полку Игореве»; Материалы и исследование. М.; Л., 1960, с. 5.

Но дело еще и в том, что мемуарные жанры служат иногда не только для того, чтобы что-то сообщить, рассказать, но и для того, чтобы что-то скрыть и не договорить. Такова, например, история с нападками А. Никитина на крупнейшего советского источниковеда С. Н. Валка. А дело очень просто. Когда в 1973 г. вышла статья А. Никитина в журнале «Вопросы истории» о «Русской Правде», то С. Н. Валк решительно и справедливо возразил А. Никитину, доказав и показав, во-первых, его незнакомство с литературой вопроса, а во-вторых, его неправильный подход к методике текстологии. Ответ С. Н. Валка, напечатанный в Трудах Отдела древнерусской литературы, т. XXX (1976 г., ответственный редактор Д. Лихачев), А. Никитин не упомянул, но кое-что из него учел, чтобы показать знакомство с литературой вопроса, в незнании которой упрекал его С. Н. Валк. Как бы то ни было, отплатить покойному С. Н. Валку А. Никитину не удалось, а читателя огромный пассаж (более половины печатного листа — 7 страниц петитом) об издании «Русской Правды» 1792 г. несказанно затруднил, так как никакого отношения к вопросу о первом издании «Слова» он не имеет. А. Никитин хотел показать, что приемы издания «Русской Правды» могут что-то объяснить в первом издании «Слова о полку Игореве». Однако «Русская Правда» 1792 г. была изданием совершенно другого типа текста, выполненным другими лицами, не принимавшими участия в издании «Слова» А. И. Мусина-Пушкина (И. Н. Болтиным, ко времени издания «Слова» скончавшимся), и по другим принципам (даже другим алфавитом — церковно-славянским, тогда как «Слово» было издано в 1800 г. — гражданским). Прямое отношение к мусин-пушкинскому изданию «Слова», как я уже сказал, имеет только его же, А. И. Мусина-Пушкина, издание «Духовной» (т. е. «Поучения») Владимира Мономаха.

Однако благодаря посторонней вставке наукообразных рассуждений о «Русской Правде» у читателя может создаться представление об учености автора, тем большей, чем меньше читатель понимает текст А. Никитина… А истинная цель — обесславить С. Н. Валка в глазах широкого читателя — тщательно спрятана, и на незнающего скрытого существа полемики выпады против замечательного ученого могут все же произвести некоторое впечатление.

Явно, чтобы заинтересовать и заинтриговать читателя, А. Никитин видит повсюду — и в летописях, и в «Слове» — загадки, непонятности, противоречия, неясности, возможные пропуски, ошибки и пр. Он воскрешает давным-давно оставленные в науке сомнения, вопросы — лишь бы усилить «загадочность» «Слова». Добро бы это способствовало какому-то новому объяснению текста, но происходит обратное: текст еще больше запутывается, сомнения растут, происходит разрушение текста памятника, и у читателя вообще появляется общее недоверие к нему.

Текст «Слова» кажется А. Никитину порой «нагромождением фраз, плохо связанных между собой смыслом» (5, 185). «Слово», по мнению А. Никитина, «растеряло многие свои части» (7, 105), и в нем наличествуют «заимствования, темные места, отступления, пропуски, умолчания, реминисценции», «которые воспринимаются так же, как бесконечные шрамы, заплаты, пристройки чуланов, башенок, сторожек, галерей и притворов, скрывающие от нашего взгляда древний храм и превращающие его в конгломерат загадок» (6, 212).