Леонид Фролов - Сватовство

— Как принимала-то? — не поверил Василий Петрович. — Тишу еще в сорок первом убили.

— Да я ведь не взаправду их путала… Я говорю только: похожие очень.

— Егоровы, конечно, похожие, — упорствовал Василий Петрович.

А Ксенья и без него знала, что Тиша и Зиновий Егоровы.

Тиши она была моложе всего на два года, но он посмотрел на нее как на девку-то лишь перед самым призывом в армию.

На Николиной гриве было гулянье. Ксенья только что отплясалась с девками, стояла, отмахивалась веткой черемухи от наседающих комаров. Тиша подошел к ней и сказал:

— Давай по деревне пройдемся.

Она зарделась от непривычки, потому что с парнями еще не гуляла.

А Тиша обнял ее сзади за плечи и повел по деревне. Гулянье уже распадалось на парочки, и Ксенья с Тишей шли в обнимку не первыми.

— А я на тебя уж давно смотрю, — сказал он, и Ксенья не поняла, то ли Тиша имел в виду, что давно на нее заглядывается, то ли говорил про сегодняшний вечер, что давно дожидается, когда она закончит плясать.

Она не решилась у него уточнить, а он отобрал ветку черемухи и стал сам отгонять от нее комаров.

Ксенья недоумевала, отчего ее при Тише сжимает неловкость. Ведь жили они в одной деревне, дом от дома через реку. И раньше-то она не обращала на него никакого внимания: пробегала мимо, не повернув головы. Он иногда хватал ее за косы, так кто из ребят только и не хватал: интересно ведь им, когда девчонка визжит.

Совсем и не заметила Ксенья, как хватанье обернулось серьезом.

Ой, смешно даже вспомнить сейчас.

Они однажды ходили с Тишей на игрище в Доброумово. Ну-ка, за четырнадцать километров леший унес.

Перелесками, полями, лугами шли. Заявились в Доброумово, а там уж и гулянье закончилось. Посреди деревни сидел на завалинке один пьяный мужик, неловко облокотившийся на гармонь, и спал. Тиша растолкал его.

— А ну, сыграй нам чего-нибудь…

Но чего он сыграет, промычал, приподнявшись на локтях, да и уронил голову опять на мехи.

Тогда Тиша губами начал играть: «Трень-брень, трень-брень», — будто на балалайке. Ксенья выскочила плясать, руки крыльями как лебедушка подняла. Вот было смеху! Никакое игрище так не запало ей в память.

А в Полежаево обратно пришли — печи уж топятся.

У Егоровых Парасья, Тишина мать, блины печет. Под окошками слышно, как сковородка шкварчит. А на стеклах-то, глянешь, от русской печи заря полыхает. Вот Тиша и привязался: пойдем да пойдем на блины.

У Ксеньи даже дыхание остановилось:

— Да ты что? Я ведь еще тебе не жена…

Ополоумел совсем: блины-то, уж если на то пошло, на другой день свадьбы родители невесты пекут. А он без всякой свадьбы к себе зовет. Сходи она — в Полежаеве река в обратную сторону поворотится. Скажут: Ксенья-то белены объелась — в сельсовете не расписались еще, а она уж на блины к нему бегает.

— Нет, Тиша, нет!

— Или не проголодалась за такую дорогу?

— Ну, Тиша, ты и смешной. — Ксенья прижалась к его плечу. — На каких правах я у вас за столом-то усядусь?

— А что, разве у нас не любовь? — спросил он ревниво и даже отстранился от нее.

Любовь-то любовь… И хотелось бы Ксенье отведать Парасьиной стряпни, ой как хотелось бы… Да ведь блины — это когда у людей одна семья. А Ксенья еще неизвестно, войдет ли в семью-то Егоровых.

Тихон, правда, уже предлагал ей жениться. Решали только: перенести женитьбу, пока Тиша не отслужит два года в армии, или, не убоявшись разлуки, сходить в сельсовет сейчас. И как раз в августе объявили по радио и написали в газетах, что служить-то теперь уже не два года, а три. А четвертого сентября нарком Ворошилов отдал приказ о призыве на службу девятнадцатого года рождения. Конечно, Тише и двух лет хватило бы: в сорок первом его уже и не стало.

Ксенья разглядывала военную фотографию Тиши и дивилась, как же это Василий Петрович совсем позабыл о том, что младший брат хотел жениться на ней. Ведь вроде бы они и не таились ни от кого, хотя раньше времени, конечно, и не заводили с родителями серьезного разговора. Тем более Василий Петрович сам только что привел в дом Степаниду, два лета после Марииной смерти ходил в бобылях и, видно, было ему не до брата, раз ничего не запомнил про Тишу из тех годов.

— Постой, постой, — вдруг спохватился Василий Петрович. — А ведь у тебя с Тишкой-то что-то было, ведь провожались вы раза два, помнится?

Раза два… Обсчитался, Василий Петрович! Два месяца!

— Нет, не провожались мы, — глухо сказала Ксенья. — Просто по пути было домой ходить. — Она хотела повернуться, уйти и все же снова спросила: — Так это Зиновий иль Тиша?