Сергей Ильичев - Бесогоны

С этой же Любовью, что и поныне, слава Богу, сохранилась в их сердцах, они строили свои первые, посвященные Ему Храмы и освящали живой водой свои дома и плоды урожая, Богом им дарованные.

Этому, теперь уже порядком подзабытому Христу, как оказалось, они посвящали и своих народившихся деток… И первым словом выпестованных на этой земле чад малых тогда было слово «Бог»!

А тут воспользовавшись повсеместным онемением уст, ибо звучащее Слово Божие стало редкостью, хладностью, а часто и людским жестокосердием, вся нечисть вновь устремилась за нашими осиротевшими душами, чтобы принести своему идолу новые жертвы.

Однако же вернемся к рассказу о Никите Бесогоне.

С десяток лодок устремились в ту ночь к Острову, чтобы принести своему идолу новую, уже уготованную для него жертву. Но более всех выделялись новопосвященные из числа той породы людишек, что продали уже свою душу, предали заветы отцов и саму христианскую веру, то есть отреклись от Того, Кто есть Любовь. В качестве жертвы ими была выбрана совсем еще юная дева – дочь крестьянина приозерного поселения, которая в очарованном состоянии и находилась сейчас в лодке Вологда.

Жрец, как и подобает в этом случае, первым причалил к берегу, но все еще не сходил на землю. Его тревожили неясные ощущения. Он еще не понимал, что произошло, но уже явно чувствовал некое хорошо им ощутимое «преображение», происшедшее с его островом. А потому он до поры оставался в своей лодке.

Весь воздух вдруг наполнился смрадом. Глаза нечисти, освещаемые всполохами молний, светились, как раскаленные угли. Все всматривались в глубину чащи с необъяснимой тревогой. Упыри не выдержали первыми и, оглашая громкими проклятиями дубовый лес, стоявший на озере, со всех ног бросились к жертвеннику.

Вологд, прежде чем дать команду к движению, ждал возвращения умчавшихся упырей.

Вскоре они вернулись, представ перед жрецом, источая гнилостный запах.

– Ну? – сурово спросил их Вологд. – Что там?

– У жертвенного камня кто-то молится! – ответил один из упырей.

– Ну и что? Будто сие нам незнакомо. Постращали бы, он бы с нашего острова сам и убрался… Что молчите, словно в рот воды набрали?

– Мы не смогли даже приблизиться к нему… – начал второй.

– Что, круга обережного испугались? Или сами человеческим сказкам поверили? Нет такого круга, который бы мог нас остановить… Нет и не родился еще тот святой, который был бы способен помешать нам принести здесь нашу традиционную жертву своему господину…

Стоявшая вокруг нежить в согласии взревела в едином порыве во все свои луженые глотки, сотрясая воздух и заставляя осыпаться листву вековых священных дубов, стоявших на заветном острове.

– Тогда вперед! Время не ждет… Мы и так уже изрядно задержались, – крикнул жрец и, держа девушку на руках, первым вышел из лодки, а затем быстрыми шагами углубился в чащу векового леса.

Вся нежить, услышавшая этот призыв, двинулась за ним следом. Новый, разорвавшийся прямо над их головами раскат грома действенного успеха не поимел, хотя молния и высветила нечисть, что медленно стягивалась к центру острова.

Вскоре жрец увидел и самого незнакомца.

Сей молитвенник оказался зело молодым. Вологд даже хорошо разглядел его монашеское одеяние и смиренное стояние на коленях прямо перед их жертвенником.

– Глупец, – подумалось ему. – На что он только надеется? Жаль будет рвать на части это молодое и сильное тело… девственника, посвятившего всю свою жизнь… – и тут он запнулся, чуть было не сказав… Богу.

А сзади, источая вонь, уже дышали в спину смердящие соратники.

Жрец еще раз бросил грустный взгляд в сторону ладного юноши, а затем на тех, кто стоял и жадно дышал ему в спину.

И вдруг задумался и, усомнившись на долю секунды в своем «господине», негромко, более про себя, промолвил:

– Что же вы-то, в отличие от него, все такие уродливые?

И в тот же миг получил предательский удар ножом в спину. В самое сердце, которое посмело вдруг воспротивиться злу и увидеть, понять и оценить красоту добра и ладность тех, у кого в сердце был христианский Бог.

Вологд стал медленно оседать на землю, продолжая держать девушку на руках, и в конце концов просто прикрыл ее своим могучим телом.

И вовремя. Дубовый лес, окружавший жертвенник, вспыхнул в одно мгновение. И сей огонь упал не иначе как с неба.

Сначала в небо воспарило воронье… Если бы то было не ночью, то смело можно было бы утверждать, что они закрыли собой все небо. Но по большей части воспарить в спасительные выси им не удалось. Огненный столп опалял им крылья, и они падали уже в воду, где были тут же съедаемы невесть откуда появившимися, прожорливыми гигантскими рыбами.