Рудольф Баландин - Загадка Туринской Плащаницы

Нет, произойдет иное: подъем этого великого религиозного учения на более высокий уровень; привлечение к учению и образу Христа наиболее искренних, честных, бескорыстных приверженцев, исповедующих сам дух и смысл Его нравственных заповедей и самоотверженной жизни.

Рассудите по совести, задайте себе вопрос: чем более привлекает и вдохновляет вас образ Христа: тем, что Он – недостижимое и всемогущее божество, или – прекраснейший человек?

Предположим, Иисус Христос не Бог. Разве в таком случае дозволяется жить по дьяволу?! Такой вывод означал бы, что вы не верите не только в суть учения Христа, но и в добро, побеждающее зло, и в жизнь, попирающую смерть.

Если для признания этих истин вам требуется только чудо, только авторитет и санкция всесильного Бога, значит, вы не прошли проверку истинной верой, не достойны называться христианином. «Ибо по делам их узнаете их», – так говорил Учитель.

Вера – это устремленность души, а не выгодная сделка, когда не деяниями, а молитвами и обрядами стараются угодить Богу. Как будто Бог не в душе человеческой, а где-то витает вовне. Как будто проявляется Божественное не в совести и любви, не в добре и справедливости!

Одно из двух. Или любовь к Христу и его учению вызвана тем, что без этого жизнь потеряет высокий духовный смысл. Или проявлена лукавая вера, которая выгодна и есть надежда добыть таким путем милость всесильного Владыки.

Таков выбор. Или вера в образ, жизнь и учение Иисуса Христа, кем бы Он ни был прежде и теперь. Или неверие в Его образ, жизнь и учение, если Он не всемогущ и ничем не сможет отблагодарить верующего.

Тайна Христа сохранится в любом случае. Ему удалось раскрыть, пробудить в душах людей нечто такое, что заставило их поверить в Него. Для первых Его последователей, как свидетельствует Новый Завет, огромную роль сыграло чудо воскрешения Учителя. Оно укрепило веру в то трудное и страшное для христиан время.

Крупный богослов III века н. э. Квинт Тертуллиан полагал, что вера в чудо есть критерий религиозной веры вообще. Действительно, в то, что очевидно, обыденно, понятно, нет никакой необходимости верить. Это надо признавать, с этим соглашаться (или спорить). Но там, где логика бессильна, здравый смысл отступает, а рассудок отказывается соглашаться, – там-то и происходит испытание крепости веры.

« Сын Божий умер , – писал Тертуллиан, – вполне верим этому, потому что это нелепо. (Ведь Бог бессмертен по вере. – Р. Б. ). И погребенный воскрес; это верно, потому что невозможно ».

Да, в нелепое и невозможное остается только верить. Но, конечно, не потому, что это действительно нелепо и невозможно, а потому, что таковым представляется нам, нашему ограниченному разуму.

Признание своего незнания – один из критериев мудрости. Но при условии: незнание не должно определяться невежеством, инертностью ума или, избави Бог, лицемерием, своекорыстием, мракобесием.

Вспоминается искреннее, разумное и убедительное рассуждение Льва Николаевича Толстого:

«Ну хорошо, Христос воскрес, показался народу и улетел на небо; зачем он сделал это, объяснило ли это что-нибудь? Ничего. Прибавило ли это что-нибудь к его учению? Тоже ничего, кроме необходимости выдумки новых ненужных чудес, чтобы подтверждать это выдуманное, ненужное чудо…

1) Воскресение, как всякий рассказ о чем-то таком, чего понять нельзя, ничего доказать не может.

2) Воскресение, как всякое чудо, если кто его видел, может доказать только то, что случилось что-то противное законам разума и что человек, подвергшийся чуду, подвергся чему-то необыкновенному, и больше ничего.

3) Чудо воскресения прямо противно учению Христа. Чудо было не доказательством истинности, но доказательством важности дела. Чудо заставляло обращать внимание. Чудо было реклама».

Не со всеми доводами Льва Николаевича можно согласиться. Как мы уже объяснили, вполне возможно, что Иисус Христос действительно восстал из гроба; находился в состоянии, близком к смерти, и вновь вернулся к жизни. Тут есть, конечно, нечто от чуда, но вполне естественного, сродни чуду возвращения людей к жизни после клинической смерти или пересадки сердца.

Остается непростой вопрос: надо ли непременно представлять Иисуса Христа чародеем? Неужели это имеет принципиальное значение?

Вот, к примеру, ислам. Мухаммеда мусульмане считают Пророком, но не Богом. Что же, от этого ислам слабее христианства? Нет, ни в коей мере. Будду и Конфуция их приверженцы не считали богами или пророками, и от этого их авторитет ничуть не пошатнулся (о них сохранились и легенды, но не на этом основана вера в их учения).