Олег Большаков - Рождение и развитие ислама и мусульманской империи (VII-VIII вв.)

С севера к дворцу примыкала пятничная мечеть размером 200×200 локтей. Такое расположение мечети позволяло халифу проходить в нее из внутренних покоев дворца, минуя собравшихся на молитву людей.

Примечательно, что точно такая же величина и соотношение между дворцом и мечетью были в Васите, построенном ал-Хаджжаджем. Не было ли это преднамеренным решением не уступить величине его построек? Кстати, двое из четырех ворот были сняты в Васите. Вообще использование элементов античных построек было широко распространено в раннемусульманское время, вспомним хотя бы разнокалиберные колонны в Куббат ас-Сахра. И привезенные из Васита ворота были не оригинальными, а снятыми ал-Хаджжаджем в одном из соседних городов. Ценилось и дерево, и железо, которым скреплялись или обивались створки ворот. Это было похоже на то, как у нас в тридцатые годы, разбирали барские усадьбы и церкви, чтобы построить колхозные или совхозные дворы.

Между внутренней стеной города и площадью вокруг дворца находились жилища приближенных и других представителей верхушки общества. К сожалению, об этом городе, его размерах и планировке мы можем судить только по не всегда ясным и четким описаниям его в сочинениях авторов X–XI вв. Наспех сооруженные постройки начали разрушаться через полтора века после возведения, рыхлая кладка стен легко размывалась наводнениями. Обожженный кирпич из разрушавшихся сооружений, как водится, растаскивался жителями соседних кварталов, и в результате от Круглого города в XIX в. не осталось ни следа на поверхности земли.

Самое удивительное, что при интенсивной застройке этого района во второй половине XX в., сопровождавшейся рытьем котлованов для фундаментов больших домов, насколько мне известно, следы построек этого города не были зафиксированы археологами. Все, кто пишут о средневековом Багдаде, воспроизводят реконструкцию плана К. А. Кресвела 1940 года, не решаясь предложить что-либо новое и столь же умозрительное.

Но тогда, в конце 763 или начале 764 г., ал-Мансур остался доволен своим новым дворцом и прочими постройками. Хотя, как отмечает один из источников, большими наградами руководителей стройки он не поощрил, найдя расходы слишком большими и, предполагая, вероятно, что они уже сами поощрили себя в процессе строительства.

Автор «Истории Багдада» Хатиб ал-Багдади приводит сумму расходов на строительство – 4 миллиона 183 дирхема и 100 миллионов 83 тысячи фельсов [33]. Старая резиденция Аббасидов Хашимийа была заброшена, Васит, полвека бывший столицей Ирака, с утратой ворот потерял прежнюю обороноспособность, да и Куфа постепенно стала терять значение духовного и политического центра.

Теперь, расправившись с мятежами и утвердившись в новой столице в окружении своих людей, ал-Мансур мог решить еще одну важную для него задачу. В 754 г. ему присягнули как халифу с тем, что его преемником будет Иса ибн Муса. Старшему сыну ал-Мансура было тогда только девять лет, и как престолонаследник он не мог рассматриваться. С тех пор прошло девять лет. Сын, Мухаммад, был жив и здоров, управлял (пусть даже номинально) Хорасаном и Мавераннахром, и ал-Мансуру прежняя клятва была уже в тягость. Теперь ал-Мансур счел возможным покончить со своим прежним обязательством. Вместо признательности за все, что делал для него Иса ибн Муса, он призвал его отказаться от наследования власти. Сделал он это не в личном разговоре, а направил письмо в Куфу, где находился Иса. Просто пренебречь своей клятвой и провести присягу Мухаммаду ал-Махди как наследнику ал-Мансур не решался, нарушить клятву значило потерять лицо, во-вторых, Иса ибн Муса был энергичным и авторитетным человеком, имел много сторонников и мог законно отстаивать свое право на наследование. Только добровольный отказ мог аннулировать присягу, которую дали подданные халифа. Склонить Ису к отречению от наследования оказалось непросто.

Когда словесные призывы отречься от престолонаследования в пользу сына халифа не подействовали на Ису ибн Мусу, началось откровенное запугивание. Около его дома постоянно находились воины, выказывавшие ему враждебность, во время поездок он слышал оскорбительные замечания. Он жаловался ал-Мансуру, а тот отвечал, что это исходит не от него, что это люди, искренне уважающие Мухаммада ал-Махди за личное достоинство, и он ничего не может с ними поделать. Впрочем, он попросил людей, вызывавших враждебность Исы, не оскорблять сына его дяди, который ему близок как кожица в углу глаза.